скользкой земле. — Вам, наверное, было страшно!

— Саймон. Не Сеоман… Саймон. — Он задумался над тем, что она сказала. — Немного. Страшно немного.

Он не мог не чувствовать близости девушки. У нее было симпатичное лицо с круглыми щеками и длинными ресницами. И еще губы… Интересно, почему они оказались возле его губ?

Саймон сосредоточился и обнаружил, что тянется вперед и падает в сторону Улки, точно поваленное дерево. Он положил руки ей на плечи, чтобы сохранить равновесие, и с интересом отметил, какая она маленькая.

— Я собираюсь тебя поцеловать, — неожиданно заявил он.

— Вам не следует, — ответила Улка, но закрыла глаза и не стала отстраняться.

Саймон держал глаза открытыми, чтобы не промахнуться и не упасть на заснеженную землю. Ее губы оказались на удивление теплыми и мягкими, точно постель с одеялом в холодную зимнюю ночь. Он замер на мгновение, пытаясь вспомнить, делал ли он это раньше, и если да, то как следует поступить дальше. Улка не шевелилась, и они стояли, выдыхая воздух, приправленный легким ароматом вина, друг другу в рот.

Довольно быстро Саймон обнаружил, что поцелуй — это не просто прикосновение губ, и вскоре холод, ужасы сражения, даже буйное веселье у костра невдалеке исчезли из его мыслей. Он обнял восхитительное существо, стоявшее рядом, притянул ее к себе, наслаждаясь ощущением теплого податливого тела, прижимавшегося к нему, и подумал, что ничего больше ему в жизни не нужно — как бы долго она, его жизнь, ни продолжалась.

— О, Сеоман, — сказала наконец Улка, которая отодвинулась, чтобы перевести дыхание, — с вами девушка может легко потерять сознание.

— М-м-м. — Саймон снова притянул ее к себе, наклонившись, чтобы коснуться губами уха. Хорошо бы она была немного повыше! — Надо сесть, — сказал он. — Я хочу сесть.

Не разжимая объятий, они сделали несколько неуклюжих шагов, пока Саймон не увидел кусок упавшего камня подходящей высоты. Они сели, Саймон закутал их обоих в свой плащ, затем снова притянул к себе Улку и принялся мять, точно тесто, ее тело, продолжая при этом целовать. Он чувствовал на лице ее теплое дыхание и отметил, что в некоторых местах она была твердой, а в других мягкой… Как же прекрасен мир!

— О-о-о, Сеоман, — уткнувшись в его щеку, протянула она приглушенным голосом. — Ваша борода… она ужасно царапается!

— Да уж, это точно.

Саймону потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что кто-то другой, а вовсе не он, ответил Улке, и он поднял голову.

Перед ним стояла женщина во всем белом — куртка, сапожки и бриджи. Длинные волосы развевались на легком ветерке, на лице застыла насмешливая улыбка, а еще у нее были раскосые глаза, как у кошки или лисицы.

Улка, широко раскрыв рот, несколько мгновений на нее смотрела, потом тихонько взвизгнула от удивления и страха.

— Кто?.. — Она неуверенно встала. — Сеоман, кто?..

— Я женщина фейри, — сказала сестра Джирики неожиданно ледяным голосом. — А ты — смертная девчонка… которая целует моего жениха! Думаю, мне следует сделать с тобой что-нибудь ужасное.

Улка задохнулась и на сей раз завизжала по-настоящему, потом оттолкнула Саймона с такой силой, что он чудом не свалился с камня. Лента выскользнула из ее вьющихся волос, но она, не обращая на нее внимания, помчалась назад к костру.

Саймон мгновение с глупым видом смотрел ей вслед, затем повернулся к ситхи.

— Адиту?

Она не сводила глаз с удалявшейся фигурки Улки.

— Здравствуй, Сеоман, — спокойно, с нотками веселья в голосе, сказала она.

— Что ты здесь делаешь? — Саймон никак не мог понять, что произошло мгновение назад.

Он чувствовал себя так, будто свалился с кровати посреди чудесного сна и упал головой вперед прямо в медвежью берлогу.

— Великодушный Эйдон! Что ты имела в виду, когда сказала «жених»?

Адиту рассмеялась, сверкнув белыми зубами.

— Я подумала, что получится замечательная история в копилку сказаний о Сеомане Отважном. Я весь вечер, скрываясь в тенях, ходила по лагерю и слышала, как люди упоминали твое имя. Ты убиваешь драконов и сражаешься волшебным оружием, так почему бы тебе не иметь жену-фейри? — Она протянула руку и обхватила его запястье холодными мягкими пальцами. — А теперь идем, нам нужно о многом поговорить. Будешь обниматься со смертной девчонкой в другое время.

Саймон, так и не справившийся с потрясением, последовал за Адиту, которая повела его назад, к костру.

— Я уже не смогу… после этого, — пробормотал он.

18. Сделка Лиса

Сон Эолейра был неглубоким и тревожным, и он сразу проснулся, когда Изорн коснулся его плеча.

— Что? — Он потянулся к мечу, пальцы заскребли по влажным листьям.

— Кто-то идет. — Риммер был напряжен, но Эолейр заметил, что у него какое-то странное выражение лица. — Я не знаю, — пробормотал он. — Тебе лучше встать.

Эолейр перекатился на живот, вскочил на ноги и пристегнул пояс с мечом. Луна торжественно зависла над Оленьим лесом, Эолейр понял, что близится рассвет, и тут уловил в воздухе нечто странное. Эрнистирийский лес назывался Фьятакойл и тянулся на несколько лиг к юго-востоку от Над-Муллаха. Рядом с рекой Баррейлеан находилось место, где Эолейр в молодости охотился каждую весну и знал его, как собственный замок. Когда он накрылся плащом и собрался спать, он чувствовал себя так, словно рядом находится старый друг. Но внезапно все изменилось — и он не мог понять, в чем дело.

Лагерь постепенно просыпался. Большинство людей Уле уже успели надеть сапоги. Их число практически утроилось с того момента, как они с Изорном их нашли — возле Фростмарша скиталось немало мужчин, лишившихся господина, которые с радостью присоединялись к организованному отряду, не особенно вникая в его цели, — и сейчас Эолейр понимал, что угрозу для них может представлять только большое войско.

Что, если Скали сообщили об их появлении? У них солидный отряд, но против армии Кальдскрика они долго не продержатся.

Изорн, который стоял у кромки леса, поманил графа к себе. Эолейр направился к нему, пытаясь двигаться бесшумно, но, прислушиваясь к шороху своих шагов, он уловил нечто… еще.

Сначала он решил, что это ветер, завывавший, точно хор призраков, но деревья вокруг не шевелились, и снег лежал на концах ветвей. Нет, судя по всему, ветер тут ни при чем. Звук был регулярным, ритмичным, даже музыкальным, похожим, подумал Эолейр… на пение.

— Бриниох! — выругался он, подходя к Изорну. — Что такое?

— Часовые услышали это час назад, — пробормотал сын герцога. — Каким же должен быть громким звук, если мы до сих пор не видим источник?

Эолейр покачал головой. Перед ними раскинулась заснеженная долина нижнего Иннискрича, бледная и неровная, точно смятый шелк.