ругаешь меня. Я должен прислушиваться к твоим словам. Что случилось с быком?

Она внимательно на него посмотрела.

— Я расскажу тебе в другой раз, сейчас я слишком сильно на тебя сержусь.

Джошуа взял ее за руку и пошел рядом. Тропинка извивалась между лежавшими в беспорядке камнями и привела их к разрушенной внешней стене сада, за которой слышались голоса.

— Ладно, — вдруг заговорила Воршева. — Бык был слишком гордым, чтобы прислушаться к своим коровам. Они рассказали ему, что волк ворует телят, но он им не поверил, потому что не видел его собственными глазами. А когда пропали все телята, коровы прогнали его и нашли себе нового быка. — В ее взгляде появился вызов. — Потом волки сожрали старого быка, поскольку, пока он спал, некому было его защитить.

Джошуа резко рассмеялся.

— Это предупреждение?

Воршева сжала его ладонь.

— Пожалуйста, Джошуа, люди устали сражаться. Мы налаживаем новую жизнь.

Она потянула его ближе к дыре в ограждении, из-за которой доносился шум импровизированного рынка, раскинувшегося за внешними стенами Дома Прощания. Несколько дюжин мужчин, женщин и детей обменивали старые вещи, принесенные из прежних домов, или то, что им удалось найти в Сесуад’ре.

— Видишь, — продолжала Воршева, — они строят новую жизнь. Ты сказал им, что они сражались за свой дом. Разве ты имеешь право заставить их снова сняться с места?

Джошуа не сводил глаз с группки детей, игравших с красной тряпкой в перетягивание каната. Они громко смеялись и пинали ногами снег; чья-то мать сердито велела своему ребенку уйти с ветра.

— Но это не настоящий дом, — тихо проговорил Джошуа. — Мы не можем оставаться здесь вечно.

— А кто говорит о том, чтобы остаться тут навсегда? — сердито спросила Воршева. — Только до весны! Пока не родится наш ребенок!

Джошуа покачал головой.

— Но нам может больше не представиться такой шанс. — Он отвернулся от стены, и его лицо стало серьезным. — Кроме того, это мой долг перед Деорнотом. Он отдал жизнь не для того, чтобы мы тут сидели, но чтобы могли отплатить моему брату за то зло, что он творит.

— Долг перед Деорнотом! — В голосе Воршевы прозвучал гнев, но в глазах застыла печаль. — Что такое ты говоришь? Только мужчина может произнести подобные слова.

Джошуа повернулся, поймал ее и притянул к себе.

— Я люблю тебя, леди. И всего лишь стараюсь поступать правильно.

Воршева отвела глаза.

— Я знаю, но…

— Но ты считаешь, что я намерен принять не самое правильное решение. — Он кивнул и погладил ее волосы. — Я прислушиваюсь ко всем, но последнее слово остается за мной. — Он вздохнул и несколько мгновений держал ее в объятиях. — Великодушный Эйдон, никому такого не пожелаю, — сказал он наконец. — Воршева, обещай мне кое-что.

— Что? — Ее голос приглушал его плащ.

— Я передумал. Если со мной что-то случится… — Он на мгновение замолчал. — Если со мной что-то случится, увези нашего ребенка от всего этого как можно дальше, ты не должна допустить, чтобы его посадили на трон или использовали как символ, чтобы собрать людей под знамена какой-нибудь армии.

— Его?

— Или ее. Я не хочу, чтобы нашего ребенка втянули в эти игры, как меня.

— Никто не отнимет у меня моего ребенка, — яростно тряхнув головой, заявила Воршева. — Даже твои друзья.

— Хорошо. — Он посмотрел вверх сквозь пряди ее волос, которыми играл ветер. Солнце скрылось за Домом Прощания, окрасив небо на западе в алый цвет. — Твои слова помогут мне смириться с тем, что ждет нас впереди.

Через пять дней после сражения они похоронили последних из тех, кто погиб, защищая Сесуад’ру, — мужчин и женщин Эрнистира, Эркинланда, Риммерсгарда и Тритингса, Иканука и Наббана, беженцев, пришедших из полусотни разных мест, — все они нашли последний приют на вершине Скалы Прощания. Принц Джошуа говорил мягко и серьезно об их страданиях и жертве, и ветер, гулявший на вершине, надувал его плащ, точно парус. Отец Стрэнгъярд, Фреосел и Бинабик тоже произнесли торжественные прощальные слова. Жители Нового Гадринсетта слушали их с суровыми лицами.

На некоторых могилах не было никаких обозначений, но на большинстве установили подобие небольших памятников — вырезанную из дерева дощечку или грубо отесанный кусок камня с именем погибшего. С трудом разбив замерзшую землю, эркингарды похоронили своих павших товарищей в общей могиле на берегу озера, поставив на ней обломок камня с надписью: «Солдаты Эркинланда, погибшие в сражении в долине Стеффлод. Эм вальстис Дуос». Волею Бога.

Никто не скорбел по павшим наемникам, и на их могиле не было имен. Их оставшиеся в живых товарищи вырыли большой ров на лугу под Сесуад’рой, уверенные в том, что он предназначен и для них тоже и Джошуа собирается всех казнить. Вместо этого, когда они закончили, вооруженные мужчины отвели их подальше в открытые поля и отпустили. Для тритинга лишиться лошади было настоящим кошмаром, но наемники решили, что идти пешком лучше, чем умереть.

Итак, наконец всех мертвых похоронили, лишив воронов праздничного пиршества.

Когда заиграла торжественная музыка на фоне резких порывов ветра, многим из тех, кто присутствовал на погребении, в голову пришла одна и та же мысль: да, защитники Сесуад’ры одержали невероятную и героическую победу, но заплатили за нее очень высокую цену. То, что они нанесли поражение крошечной части окружавших их сил и потеряли в сражении почти половину своих людей, делало окутанную зимним снегом вершину еще более холодным и одиноким местом.

Кто-то схватил Саймона сзади за руку, он быстро обернулся, высвободился и приготовился нанести удар.

— Тише, парень, надо же, какой шустрый! — Старый шут съежился и прикрыл голову руками.

— Извини, Тайгер. — Саймон поправил плащ. Неподалеку горел большой праздничный костер, и ему не терпелось туда отправиться. — Я не знал, что это ты.

— Ладно. Я тебя прощаю, парень. — Тайгер слегка покачнулся. — Дело в том… ну, знаешь, я подумал… можно я пойду с тобой? На праздник. Я уже не так уверенно держусь на ногах, как раньше.

И неудивительно, — подумал Саймон. От Тайгера сильно пахло вином. Тут он вспомнил, что ему сказал Санфугол, и постарался прогнать желание сбежать от Тайгера.

— Конечно. — Он мягко протянул руку, чтобы старик смог на нее опереться.

— Добрый парень, очень добрый, Саймон, верно? — Старик поднял лицо, изборожденное морщинами, и посмотрел на него.

— Верно. — Саймон улыбнулся в темноте, он уже дюжину раз напоминал Тайгеру свое имя.

— У тебя все будет хорошо, точно будет, — сказал старик. Они медленно шли к мерцавшему огню костра. — Я со всеми знаком.

Когда они добрались до праздничной