Шрифт:
Закладка:
Британское правительство передало окончательный вариант отчета MAUD[1647] правительству Соединенных Штатов только в начале октября, но комитет утвердил его еще 15 июля (после чего немедленно прекратил свою работу), и к тому времени Бушу уже передали экземпляр проекта Томсона, в котором содержались все основные выводы. Отчет MAUD отличался от доклада Национальной академии так же, как подробный чертеж здания отличается от наброска архитектора. В самом его начале говорилось:
Сейчас мы пришли к выводу о существовании возможности создания действующей урановой бомбы, содержащей около 10 кг активного материала, которая была бы эквивалентна по своей разрушительной силе 1800 тоннам ТНТ, а также выпускала бы большое количество радиоактивных веществ… Предполагаемая стоимость завода, производящего 1 кг [235U] в сутки (или 3 бомбы в месяц), может составить около 5 000 000 фунтов… Несмотря на такие, весьма большие, расходы, мы считаем, что разрушительный эффект, как материальный, так и психологический, столь велик, что к производству бомб такого рода следует приложить максимальные усилия… Материал для производства первой бомбы может быть готов к концу 1943 года… Даже если война закончится до того, как бомбы будут готовы, эти усилия не будут потрачены впустую, кроме как в маловероятном случае полного разоружения, так как ни одна из стран не рискнет оказаться без оружия такой разрушительной силы.
Выводы и рекомендации отчета уместились всего в три четких пункта:
1) Комитет полагает, что схема создания урановой бомбы реализуема и, вероятно, приведет к получению решающих результатов в ведении войны.
2) Комитет рекомендует продолжать эти работы в самом приоритетном режиме и наращивать их масштабы, насколько это необходимо для получения такого оружия в максимально короткое время.
3) Существующее сотрудничество с Америкой следует продолжать и расширять, особенно в области экспериментальных работ.
«После получения неофициальных новостей из Великобритании, – пишет Комптон в заключение своего описания тайной истории проекта, которую он вчерне написал в 1943 году, – директору УНИР и председателю НКОИ стало ясно, что требуется приложить большие усилия к развитию в обозначенных в отчете направлениях»[1648].
Однако организацией этих усилий они занялись не сразу. Конант, как он вспоминал после войны, тоже еще не был убежден в том, что урановая бомба будет работать так, как это было описано в отчете. Однако британские исследования и взвешенные суждения по меньшей мере давали ясную программу военного развития. На пробу Буш показал эту программу вице-президенту США Генри Уоллесу, единственному ученому в правительстве – он занимался генетикой растений и вывел несколько сортов кукурузы. «В течение июля, – пишет Конант, – Буш имел с вице-президентом Уоллесом беседу о выделении больших государственных средств на урановую программу»[1649]. После этой беседы Буш, видимо, решил подождать официальной передачи заключительного отчета MAUD.
«Если каждый необходимый шаг будет требовать десяти месяцев рассуждений, – жаловался Лео Сцилард Александру Саксу в 1940 году, – то эффективное развитие в этой области, очевидно, будет невозможным»[1650]. Американская программа развивалась быстрее, но не намного.
Этим летом, пока Лоуренс с Комптоном пропагандировали плутоний, один высокий, костлявый, потрепанный войной австриец, прятавшийся в глубине германских научных учреждений, пытался сделать так, чтобы этот новый элемент никто не заметил. Он был старым другом Отто Фриша:
Мы с Фрицем Хоутермансом познакомились в Берлине, но в Лондоне [перед войной] я гораздо чаще встречался с этим впечатляющим, похожим на орла человеком, наполовину евреем – и к тому же коммунистом, – чудом спасшимся от гестапо. Его отец был голландец, но он очень гордился еврейскими корнями своей матери и часто замечал в ответ на антисемитские высказывания: «Когда ваши предки еще жили на дереве, мои уже подделывали банковские чеки!» У него было множество блестящих идей[1651].
Хоутерманс получил в Гёттингене докторскую степень по экспериментальной физике, но был силен и в теории. Одна из его блестящих идей, разработанная в конце 1920-х годов в Берлинском университете совместно с приезжавшим туда британским астрономом Робертом Аткинсоном, касалась производства энергии в звездах. Аткинсон был знаком с недавними оценками своего старшего коллеги Артура Эддингтона, по которым температура горения Солнца и других звезд составляет 10 миллионов градусов и более, а продолжительность их существования – миллиарды лет; никакого объяснения такого умопомрачительного расхода энергии не существовало. Летом 1927 года, гуляя по окрестностям Гёттингена, эти двое задумались, не может ли столь устойчивое горение звезд быть объяснено ядерными преобразованиями, подобными тем, что производил в Кавендишской лаборатории Резерфорд. Они быстро разработали базовую теорию, предполагавшую, как объяснял впоследствии Ханс Бете, «что при высоких температурах, существующих внутри звезды, одни ядра могут проникать внутрь других и вызывать ядерные реакции, протекающие с высвобождением энергии»[1652]. Энергия может высвобождаться, когда горячие (и, следовательно, быстро движущиеся) ядра водорода сталкиваются с такой силой, что преодолевают электрические барьеры друг друга и сливаются вместе, образуя ядра гелия и выделяя при этом энергию связи. Впоследствии Хоутерманс и Аткинсон вместе с Джорджем Гамовым назвали такой процесс термоядерной реакцией, потому что он происходит при столь высоких температурах.
В 1933 году Хоутерманс эмигрировал в Советский Союз, «но пал жертвой, – пишет Фриш, – одной из сталинских чисток и провел пару лет в тюрьме. Его жене с двумя маленькими детьми удалось бежать и уехать в США. Когда Гитлер в 1939 году заключил временный пакт со Сталиным, один из его пунктов предусматривал обмен заключенными, и Хоутерманса выдали гестапо». Макс фон Лауэ, которого Фриш превозносил как «одного из немногих германских ученых, имевших достаточно авторитета и смелости, чтобы противостоять нацистам»[1653], сумел добиться освобождения Хоутерманса и устроил его на работу к состоятельному немецкому инвестору барону Манфреду фон Арденне, который изучал физику и содержал частную лабораторию в берлинском пригороде Лихтерфельде. Фон Арденне проводил исследования урана независимо от Гейзенберга и Военного министерства; за финансированием этой работы он обратился в германское почтовое управление, которое распоряжалось большим и по большей части не использовавшимся бюджетом на исследовательские работы. Министр почт, воображая, как он преподнесет Гитлеру секретное оружие, которое решит исход войны, выделил средства на сооружение генератора Ван де Граафа на миллион вольт и двух циклотронов. В 1941 году
