Пристроившись на шаткой телефонной полочке, заполнил.

— Завтра к десяти подгребай. УВД знаешь, где находится? Сорок девятый кабинет.

— Так завтра ж суббота, выходной?

— У кого выходной, у кого — рабочий.

— Чего меня допрашивать? Не знаю я ничего, — вертя в руках желтоватый клочок повестки, пытался отговориться ветеран.

— Да это тоже для галочки, — убойщик уже держался за ручку двери. — Алексеичу чего скрывать про постояльцев? Он — не при делах. Ну давай, не серчай на меня. Держи краба.

Пожимая тяжёлую влажную пятерню гостя, Степан сохранял задумчивость. По его настрою Валера видел, что завтра с ним намучаешься, при условии что он вообще явится. По уму допрашивать соседа нужно было немедля, пока он не отошел от заморозки. Но у следователя весь день расписан, да и не в теме Боря. У самого Петрушина времени на допрос гвардии прапорщика в отставке также не предвиделось. После обыска предстояла колготная работа с Кокошиным, из которого за сегодня следовало выжать информацию по максимуму.

Но ещё раз повидаться старшему оперу со Степаном пришлось в тот же день.

Обыск в квартире, принадлежавшей риелтору, много времени не занял. В двух комнатах обнаружилось лишь четыре предмета меблировки. В спальной на полу лежал огромный матрас, через полосатую, местами порванную обивку которого вытарчивали кружки стальных пружин. В кухне имелся стол и две хлипких табуретки, одна из которых — трёхногая. На подоконнике в зале красовался болотного цвета телефонный аппарат с обмотанным голубой изолентой корпусом. Под чугунной ванной киллер не прятался, на антресолях под старыми газетами автомат не валялся.

Сутулов сразу стал торопить криминалиста, приступившего к обработке графитным порошком дверной коробки. К идее Птицына искать в квартире отпечатки пальцев гостивших тут парней, майор изначально отнёсся со скепсисом: «Начальникам лишь бы умничать, а раскрывать нам». Но эксперт попался с характером, привыкший выполнять обязанности добросовестно. Пригодные для идентификации наслоения он выявил на корпусе телефона, на ножке стола и на зеркале в ванной. Откопированные на прозрачную дактилопленку следы снабдил пояснительными надписями — откуда какой изъят, вложил в солдатский конверт без марки, которых у него был запас.

— Опечатывать надо? — деловито поинтересовался Елин.

Сутулов, писавший протокол, отмахнулся: «Только время терять».

Ему не терпелось вплотную заняться своим старым приятелем по пионерлагерю. Тем более что была пятница, крайний день, в очередной раз допоздна задерживаться на работе он желания не испытывал.

Кокошин оказался крепким орешком. С упрямством ишака не желал признавать очевидных фактов. Утверждал, что в декабре в его квартире никто не жил, клялся при этом здоровьем родителей. Когда ему предъявили бумагу из районного узла связи, из которой следовало, что с зарегистрированного на него номера 3-42-64 в предшествовавшие Новому году дни было сделано пять звонков на сотовые телефоны, в том числе два исходящих — на мобильник Зябликова, риелтор вытаращил глаза.

— Мужики, может, это ошибка какая? — он в десятый раз разглядывал листок с распечатанными на матричном принтере строчками, изображая высшую степень недоумения.

Имей «мужики» меньший срок службы в органах, они бы, возможно, и повелись. Убойщики стали брать на измор. Одни и те же вопросы задавались многократно. Ответы на них поступали однообразные. «Не знаю, не видел, не могу объяснить». Обещаниям забыть на ближайшие полгода про изъятые в офисе документы Кокошин внимал с горестными вздохами, наивно интересовался, что ему нужно сделать, чтобы получить их обратно, но когда доходили до сути, снова замыкался. «Не знаю, не видел, не могу объяснить». Настаивал на том, что с гражданином Калачёвым Владимиром Дементьевичем не знаком и что прозвище Клыч ему ровным счётом ничего не говорит. Когда его стали под аккомпанемент добрых слов тыкать в забитый в записную книжку сотового номер, обозначенный, как КВД, риелтор наморщил лоб и после долгих пяти минут раздумий выдал, что ума не приложит, кто скрывается под этой аббревиатурой.

— Может, кожвендиспанер? — сумрачно ухмыльнулся усач Петрушин.

Кокошин в ответ принялся суеверно плевать через левое плечо.

Предъявлять более было нечего, оснований для задержания по «сотке» не имелось. Да это и не оперов была компетенция, следователя. О фабрикации материала по «мелкому» не шло и речи, клиента выдернули с работы. Увезли трезвого, при свидетелях. На посулы закрыть его в камеру с опущенными, светлые, честные глаза Кокошина наполнились влагой. «Чего я вам сделал, мужики?»

Не удалось даже добиться безопасной для риелтора версии, что он случайно познакомился (на вокзале, на улице, в кафе, в сортире) с ребятами, которые интересовались съемной квартирой, и которых он пустил в свою, пустовавшую.

За делами не заметили, как стемнело за окошком. Оставив упрямца в кабинете, убойщики уединились в тамбуре. Сутулов в оставленную щель присматривал за Кокошиным.

— Чего будем д-делать? — разговаривая шёпотом, майор практически избавлялся от мучившего его всю жизнь дефекта речи.

— Пойду на Лазо, три. Допрошу прапора, пока этого не отпустили, — сдавленно просипел в ответ Валера. — Без вариантов.

Он прикинул, что в пути следования завернет в «Экспресс-закусочную», плеснёт полтешок в топку. С сегодняшним авралом убойщики пролетели с обедом, а Петрушин, кроме того, — с двумя плановыми посещениями «аптеки», в связи с чем его поколачивало.

Правдоподобное объяснение для Степана, почему переносится время допроса, Валера заготовил.

«Стёп, завтра выходной я себе решил устроить. Газовую колонку матушке надо уделать. Вторую неделю обещаю, ругается».

11

14 января 2000 года. Пятница.

10.00 час. — 12.30 час.

В десять часов в городском суде началось предварительное слушание по делу Рязанцева. Участники процесса собрались в малом зале на втором этаже. Вышколенная секретарь судебных заседаний заняла помещение ещё до официального начала рабочего дня, положив на видном месте листок с надписью крупными буквами: «СУДЬЯ МОЛОДЦОВА». На десять составов судей имелось всего четыре зала, в связи с чем ежедневно возникали проблемы, которые в последнее время усугубились. Если раньше «стражные» дела судьи рассматривали также и в служебных кабинетах, то с позапрошлого года конвой, следуя ведомственным приказам МВД, от подобной практики отказался. Мотивация была простой — в кабинетах не созданы условия для предотвращения побегов, окна не оборудованы решетками, не имеется отгороженной скамьи подсудимых. Судейское сообщество повозмущалось, пошумело, но милиционеры на этот раз на компромисс не