Шрифт:
Закладка:
– Я родила шестерых, не считая тех, что скончались при рождении, но никогда не видела, чтобы женщина так болезненно переносила беременность, – объяснила она, покраснев. – Знаешь, Турок, от нее остались лишь кожа да кости. Она ничего не ест, а как возьмет что-нибудь в рот, у нее тут же начинается рвота. Мое дело сторона – я тут ни при чем. Но что я скажу ее матери, если Конча умрет? Я не хочу ни за что отвечать!
Риад Халаби на своем грузовичке отвез Кончу в больницу, и Антония тоже поехала с ними. Вернулись они с пакетом разноцветных пилюль и новым платьем для будущей мамы: старое было ей уже по пупок. Несчастье другой женщины заставило Антонию вновь пережить злоключения собственной молодости: она вспомнила свою первую беременность со всеми ее тяготами. Несмотря на обиду, она не желала сопернице такой же горькой судьбы, какая выпала на долю ей. Антония не злилась на Кончу – лишь тихо ей сочувствовала. Она стала относиться к любовнице мужа как к заблудшей дочери – с грубой заботой, под которой таилась нежность. Девушка в ужасе наблюдала за отвратительными преображениями своего тела. Она стыдилась своей бесформенной фигуры, подтекания мочи, утиной походки, отвращения ко всему, что ее окружало, и нежелания жить. Бывали дни, когда Конча просыпалась совсем больная и не могла встать с кровати, и тогда Антония велела детям по очереди ухаживать за беременной, пока сама она отлучалась по делам. Она старалась побыстрее закончить работу и пораньше вернуться домой к Конче. Однако иногда девушка просыпалась в бодром настроении, и когда Антония без сил приползала домой, ее встречал чисто прибранный дом и готовый ужин. Конча наливала ей кофе и стояла рядом, пока Антония его не выпьет, глядя на хозяйку дома ясными глазами благодарного животного.
Ребенок родился в городской больнице. Он не торопился появляться на свет, и Конче Диас сделали кесарево сечение. Антония не отходила от нее восемь дней, и все это время детьми семьи Варгас занималась учительница Инес. Антония вместе с молодой матерью и младенцем возвратилась домой на грузовичке хозяина магазина, и вся деревня Аква-Санта вышла приветствовать их. Конча улыбалась, а Антония демонстрировала соседям новорожденного с гордостью бабушки, объявляя всем, что малыша назовут Риад Варгас Диас – в честь Турка. Без него мать мальчика не смогла бы вовремя попасть в родильный дом. И, кроме того, именно Риад взял на себя все расходы: ведь папаша Варгас полностью устранился от дел, притворившись пьяным в стельку, чтобы не тратить свое закопанное в землю золото.
Через две недели после родов Томас потребовал, чтобы Конча Диас вернулась к нему в гамак, несмотря на свежий рубец от кесарева сечения и огромную повязку на животе. Но тут, подбоченившись, вышла вперед Антония Сьерра: впервые в жизни она решилась не идти на поводу у мужа. Старик попытался вытащить из брюк ремень и выпороть жену, как раньше, однако она ему не позволила – накинулась на него с такой яростью, что удивленному мужу пришлось отступить. И эта капитуляция стала началом его конца. Наконец-то Антония поняла, кто из них сильнее. Тем временем Конча Диас, оставив новорожденного сына в уголке, схватила тяжелую глиняную миску с явным намерением швырнуть ее в голову Томасу Варгасу. Тот сообразил, что преимущество не на его стороне, и ушел из дома, бормоча проклятья. Вся деревня узнала о случившемся, потому что сам Варгас поведал об этом девочкам в борделе, которые тоже подтвердили, что старик уже не тот, что раньше, и его попытки строить из себя племенного жеребца – всего лишь хвастовство, не имеющее под собой ни малейших оснований.
После этого происшествия все изменилось. Конча Диас быстро выздоровела, и, когда Антония уходила на работу, именно Конча копалась в огороде и вела домашнее хозяйство. Томас Варгас смирился с унижением и покорно возвратился в свой гамак, где спал в одиночестве. Он отводил душу, мучая детей и разглагольствуя в таверне о том, что женщины – они как мулы: понимают только кнут. Однако дома старик больше не пытался прибегнуть к физическим наказаниям. Напиваясь, он кричал во всеуслышание, что двоеженство не лишено преимуществ. Священник посвятил несколько воскресных проповедей опровержению данного мнения Томаса, чтобы у этого убеждения, способного отправить в тартарары христианский постулат о моногамии, не возникало новых сторонников.
В деревне Аква-Санта могли закрыть глаза на то, что кто-то держит свою семью в черном теле, буянит и не возвращает одолженные деньги – за исключением проигрышей в азартные игры. Когда проводились петушиные бои, зрители держали свернутые банкноты между пальцев, чтобы никто не смог подсмотреть, о какой сумме идет речь. А при игре в домино, в кости или в карты деньги размещали на столе слева от игрока. Иногда водители грузовиков нефтяной компании задерживались в деревне на некоторое время, чтобы сыграть в покер. Они, хоть и не показывали своих денег перед началом партии, в конце игры платили до последнего цента. По субботам в бордель приходили охранники из тюрьмы Санта-Мария и проигрывали в таверне свое недельное жалованье. И даже они, будучи бо́льшими негодяями, чем охраняемые ими заключенные, не отваживались сесть за стол, если не могли заплатить в случае проигрыша. Правил не нарушал никто.
Томас Варгас никогда не делал ставок, но любил смотреть за игроками. Он наблюдал за игрой в домино, в первых рядах смотрел петушиные бои и записывал выигрышные номера лотереи, которые объявляли по радио, хотя сам никогда в жизни не купил ни единого лотерейного билета. Его защищала от искушения врожденная жадность. Тем не менее, когда железная спайка жены и сожительницы укоротила его мужское самолюбие, он предался азартным играм. Сначала он ставил небольшие суммы, и только самые жалкие пьяницы садились с
