Зачем я встречался с Наташей? Ей нравилась мистика и всякая крипота, она писала стихи, пила «кровавую мэри», носила чёрное и слушала 69 Eyes — где такую встретишь сейчас? Вот и я думал, что больше нигде. Во мне её привлекала бледность и отстранённость, умение добыть деньги там, где их нет. Мы были почти идеальной парой, но только почти: что для Наташи было игрой, то являлось моей реальностью. Она не верила в духов, отрицала ту сторону, а там законы просты: либо веришь, знаешь и видишь, либо бежишь, боишься и умираешь. Ирония, правда? Её единственный шанс узнать правду закончился смертью. Если человек умирает сам по себе, его ещё можно вернуть, а вот та сторона поглощает душу. Она ушла, и нет смысла скорбеть. Разве что иногда.

Белая по-своему лучше. Иногда мне кажется, что этот призрак меня боится. Не потому что меня охраняет Ротти, а потому что знает, насколько хрупкая.

Белая Вдова — она старая, только выглядит молодо. Заехала сюда ещё в сороковых. Как-нибудь, если интересно, расскажу тебе и её историю. Мир меняется, изменчива и та сторона. Белая прикована к зеркалу. Разбей я его, повреди или выбрось — и всё, пока, мгновенная смерть. Так забавно: даже люди не всегда умирают от удара одного молотка, а здесь и того не надо, достаточно срезать покрытие или разбить стекло.

Почему она не убила меня? Видишь шрам на моём плече? Она попробовала, пожаловалась, что невкусный. Наверное, это любовь.

===== 2 =====

Когда в сознании всплывает Иннсмут, самое время пройтись к реке. Включай «Зов Дагона» хора имени известного карлика, наслаждайся. Глубинных здесь ты не встретишь, но многое будет похожим.

С Тобой поговорим позже, этим вечером есть дела. Возможно, смекнула, какие.

Если по порядку — всё началось с Прохора. Старый смотритель кладбища, коллекционер мертвецов. Помнишь, я отмечал, что усопших своей смертью или по вине других, если душу не тронули, можно вернуть? Так вот, он у себя это на поток поставил.

На кладбище в Хмаровске всегда тихо. Молчаливый охранник, молчаливый уборщик — много их и повсюду — понимаешь, к чему? Да, вот только живут восставшие очень недолго. Месяц-другой, и уже рассыпаются, надо менять. Что не сгнило — сдаём Порождённому, и с ним тебе лучше не связываться. По крайней мере, если нечего предложить: ему не нужны души, только тела, много тел. Для чего? Та сторона таит в себе много тайн, и далеко не в каждую стоит вникать: только в книгах рассудком тронешься, здесь — хорошо, если только им.

Я ищу тело Прохору, он его пользует, останки идут Порождённому, он — отстёгивает лавэ. Отстёгивает стабильно и каждый месяц, как зарплату. Лучший работодатель, только припадочный. Никогда не ругается, не отчитывает. Только в конвульсиях бьётся. От радости.

Я Инквизитор, ведь помнишь? Изучаю людей, отправляюсь во тьму.

Разумеется, у меня есть телескоп и высотки. Телескоп в квартире, дома вокруг. Тени на стенах, алкобесы в ларьках — всё это помогает в работе.

Вчера полдня просидел у Лаврентия — это бомж, и у него есть подвал. Хороший такой, просторный. С коробками для сна, ямой-парашей, даже старая морозильная камера в углу стоит. Нифига не охлаждает правда, ну так и Лаврентий — призрак, ему образ важен.

Общались с ним, с алкодемоном Шурой — тот сетовал, что в подъезде одна студота, и те либо торчки, либо трезвенники, бухло считают пошлятиной с ароматом семьи, а Захарыча на четвёртом и Миху с девятого он уже так извёл, что не пьют они, а только опохмеляются. Новую кровь надо, взять негде. С горя даже пол-литра мне всучить хотел. Посмеялись, конечно, но пить я не стал: не люблю. И Тебе не советую: алкобесы — они такие. Закинешься рюмочкой — и тут же вторую подгонят. А там и счастлива будешь, и ко мне попадёшь, но ни ты, ни я такой встрече рады не будем.

В итоге Лаврентий вспомнил, что одна семейка в этом подъезде-таки есть, переехали. Отец, мать, малая дочь, только недавно квартиру купили. Взрослые нулевых — они ещё хуже, чем девяностых: думают, что лучше своих родителей, а на деле всё тот же мрак, только с гаджетами. Отец — не то, чтобы пьёт, но по бабам ходит, жену изводит, что не работает и готовит херово, вчера даже подрались. Как Шура такого кадра сам пропустил — не знаю, но дело ясное: сперва споить, а потом — того, к нам в конторку: он крепкий вроде и грозный, новый охранник будет. А семья — ну, знаешь, так часто бывает: муж помер по пьяни, мать с ребёнком осталась. Она только первые дни для виду поплачет, потом вспомнит, что тоже чего-то стоит, вытянется-выкарабкается. И дочь на ноги поставит, и сама молодцом будет.

Понаблюдал за семьёй этой, показал Белой (зеркало к окну подвинул, чтоб к телескопу могла подойти). Ей понравилась девочка — тихая, скромная, за уроками, книгами. («— Шлейф тьмы не тянется?», «— Пока только шарфик маленький».)

Другой погани в квартире нет, всё остальное чисто, но папаша мутный. У себя заперся, с кем-то болтает на сайте знакомств, новую цыпу клеит. Хорош мужик: жена ужин готовит, то и дело потирает синяк под глазом, а сам сидит довольный, с милахой чатится.

Где ж ты там, Шура? Совсем что-то не разобрать: тени как тени, свет от настольной лампы, экрана ноутбука, уже совсем луна за окном, а тебя всё нет. Ну влезь ты ему в голову, ну стукни дурью, не первый раз же.

Вижу, чешет затылок, что-то отпал, застыл, в окно глядит — хех, прям в глаза мне пырится, пырится, а не видит, на улицу смотрит — и правильно смотрит, ищет, вспоминает, где тут что из ближайшего.

Знаешь, всегда забавляли такие люди. Они только думают, что пить не станут — а ведь хотят, ломаются. Вообще, пока есть в мире хоть одна душа, желающая чего покрепче, алкобесы могут спать спокойно. Вот и сейчас так: встал он, значит (как звали его? Да мне-то что. Лаврентий назвал «хмырь», я смотрю — с брюшком, типа патлатенький, в футболке «Героям слава!», зад подтянутый, бёдра жирные, весь такой контр-культурный, чашка с лейблом любимой работы — ну правда же хмырь, ещё и говнарь походу), вышел, можно и подождать.

— Не хмырь.

— Что, Белая?

— Просто чувак, — она