III. ЗАКОН И БЕККАРИЯ

Нравы и нравы Италии по-прежнему представляли собой смесь насилия и праздности, вендетты и любви. Четырнадцатилетний Моцарт писал из Болоньи в 1770 году: «Италия — сонная страна»;28 Он еще не познал философию сиесты. Его отец в 1775 году придерживался мнения, что «итальянцы — негодяи во всем мире».29

И Моцарт, и Гете комментировали итальянскую преступность. В Неаполе, писал Моцарт, «у лаццарони [нищих] есть свой капитан или глава, который ежемесячно вытягивает у короля двадцать пять серебряных дукатов только за то, что тот поддерживает в них порядок».30 «Что больше всего поражает незнакомца, — писал Гете, — так это часто встречающиеся убийства. Сегодня жертвой стал прекрасный художник Швендеман… Убийца, с которым он боролся, нанес ему двадцать ударов; а когда часы пробили, злодей зарезал себя. Здесь это не в моде; убийца обычно направляется в ближайшую церковь; там он в полной безопасности».31 Каждая церковь давала преступнику «убежище» — иммунитет от ареста до тех пор, пока он находился под ее крышей.

Закон пытался сдерживать преступность скорее суровостью наказания, чем эффективностью полиции. По законам кроткого Бенедикта XIV богохульство наказывалось поркой, а за третье преступление — пятью годами на галерах. Незаконное проникновение в монастырь ночью каралось смертной казнью. Приставание или публичные объятия к почтенной женщине приводили к пожизненному заключению на галерах. Клевета на характер, даже если в ней не было ничего, кроме правды, каралась смертью и конфискацией имущества. (Аналогичное наказание предусматривалось за скрытое ношение пистолетов. Во многих местах от этих эдиктов можно было уклониться, бежав в соседнее государство, или воспользовавшись милостью судьи, или прибегнув к святыне церкви, но некоторых случаях они неукоснительно исполнялись. Один человек был повешен за то, что выдавал себя за священника, другой — за кражу церковного облачения, которое он продал за один с четвертью франк; еще один был обезглавлен за то, что написал письмо, в котором обвинил папу Климента XI в связи с Марией Клементиной Собеской.32 До 1762 года заключенных ломали на колесе, кость за костью, или волокли по земле на хвосте пришпоренной лошади. К этому следует добавить, что некоторые конфедерации собирали деньги для уплаты штрафов и освобождения заключенных. Реформа закона, как процедуры, так и наказаний, стала естественной частью гуманитарного духа, рожденного двойным воспитанием гуманистического Просвещения и христианской этики, освобожденной от жестокого богословия.

Заслуга Италии в том, что самый действенный призыв к реформе законодательства прозвучал в этом веке из уст миланского дворянина. Чезаре Бонезана, маркес ди Беккариа, был воспитанником иезуитов и философов. Хотя он был достаточно богат, чтобы быть бездельником, он с неустанной преданностью отдавался философским трудам и практическим реформам. Он воздерживался от нападок на религию народа, но напрямую сталкивался с реальными условиями преступлений и наказаний. Он был потрясен, увидев размножающуюся от болезней грязь миланских тюрем, услышав от заключенных, как и почему они пошли на преступление и как их судили. Он был потрясен, обнаружив вопиющие нарушения в процедуре, бесчеловечные пытки подозреваемых и свидетелей, произвольные строгости и милости в приговоре и варварские жестокости в наказании. Около 1761 года он вместе с Пьетро Верри объединился в общество, которое они назвали Dei Pugni- «Кулаки» — с клятвой действовать так же, как и думать. В 1764 году они основали журнал «Il Caffè», подражая «Spectator» Аддисона. В том же году Беккариа опубликовал свой исторический труд Tratto dei delitti e delle pene («Трактат о преступлениях и наказаниях»).

В самом начале он скромно заявил, что следует примеру «Духа законов» «бессмертного президента» Парламента Бордо. Законы должны быть основаны на разуме; их основная причина — не месть за преступление, а сохранение социального порядка; они всегда должны быть направлены на «наибольшее счастье, разделенное между наибольшим числом» (la massima felicità divisa nel maggior numero);33 Здесь, за двадцать пять лет до Бентама, был сформулирован знаменитый принцип утилитарной этики. Беккариа, со свойственной ему откровенностью, признал влияние Гельвеция, который предложил ту же формулу в «De l' Esprit» (1758). (Она уже появилась в «Идеях красоты и добродетели» Фрэнсиса Хатчесона, 1725). Для блага общества, говорил Беккариа, было бы разумнее расширять и углублять образование в надежде уменьшить преступность, чем прибегать к наказаниям, которые по ассоциации могут превратить случайного провинившегося в закоренелого преступника. Каждый обвиняемый должен быть подвергнут справедливому и публичному судебному разбирательству компетентными судьями, обязующимися быть беспристрастными. Судебное разбирательство должно проходить вскоре после предъявления обвинения. Наказание должно быть соразмерно не намерениям преступника, а вреду, нанесенному обществу. Жестокость наказания порождает жестокость характера, даже у некриминальной публики. Пытки никогда не должны применяться; виновный, привыкший к боли, может хорошо ее переносить и считаться невиновным, в то время как невиновный с более крепкими нервами может быть вынужден признаться в чем угодно и будет признан виновным. Церковное убежище для преступников больше не должно быть разрешено. Смертная казнь должна быть отменена.

За восемнадцать месяцев маленькая книжка выдержала шесть изданий и была переведена на двадцать два европейских языка. Беккариа высоко оценил французскую версию, выполненную Морелле, как превосходящую оригинал. Вольтер написал анонимное предисловие к этому переводу и неоднократно признавал влияние Беккариа на свои собственные усилия по реформированию законодательства. Большинство итальянских государств вскоре реформировали свои уголовные кодексы, а к 1789 году почти вся Европа отказалась от пыток. Екатерина, вдохновленная Беккариа и Вольтером, отменила пытки в своих владениях; Фридрих Великий уже отменил их в Пруссии (1740), за исключением государственной измены.

В 1768 году Беккариа был назначен на специально созданную для него кафедру права и экономики в Палатинском колледже в Милане. В 1790 году он был назначен членом комиссии по реформе юриспруденции в Ломбардии. Его лекции предвосхитили ряд основных идей Адама Смита и Мальтуса о разделении труда, соотношении между трудом и капиталом, а также между численностью населения и запасами продовольствия. Благодаря ему гуманизм эпохи Возрождения возродился в Италии как Просвещение.

IV. АДВЕНТУРЫ

Джузеппе Бальзамо родился