Даже в большей степени, чем Париж, Рим был космополитичным городом, где художники, студенты, поэты, туристы смешивались с прелатами и принцессами в салонах, галереях и театрах. Здесь Винкельман и Менгс провозглашали возрождение классического стиля. И здесь измученные, осажденные папы пытались успокоить обедневшее население хлебом и благословениями, удержать послов, требующих отмены иезуитов, и не дать всему сложному зданию христианства рухнуть под натиском науки и нападками философии.

Но давайте вместе с Гете отправимся в Неаполь. Ему казалось, что он никогда не видел такого жизнелюбия.

Если в Риме можно с легкостью отдаться учебе, то здесь можно только жить. Ты забываешь о себе и о мире; и для меня это странное чувство — ходить с людьми, которые не думают ни о чем, кроме как о том, чтобы наслаждаться собой… Здесь люди ничего не знают друг о друге. Они почти не замечают, что другие тоже идут по своему пути, бок о бок с ними. Они целыми днями бегают взад и вперед по раю, не глядя по сторонам; и если соседние адские пасти начинают раскрываться и бушевать, они прибегают к помощи святого Януария».12

Дон Карлос, уезжая из Неаполя в Испанию в 1759 году, завещал Неаполитанское и Сицилийское королевства своему восьмилетнему сыну Фердинанду IV, а регентом назначил маркеса ди Тануччи. Тануччи продолжил войну против Церкви, начатую им при Карлосе. Он подавил множество монастырей и обителей, а также охотно выполнил указание Карла III Испанского об изгнании иезуитов. Вскоре после полуночи 3–4 ноября 1767 года солдаты арестовали всех членов ордена в королевстве и под конвоем, без вещей, кроме одежды, отправили их в ближайший порт или на границу, откуда их депортировали в Папские государства.

Фердинанд IV, достигнув шестнадцатилетнего возраста (1767), положил конец регентству Тануччи. Через год он женился на Марии Каролине, благочестивой дочери Марии Терезии. Вскоре она возобладала над своим мужем и возглавила реакцию против антиклерикальной политики Тануччи. Реформы маркезе укрепили неаполитанскую монархию в борьбе с феодальными баронами и церковью, но они мало что сделали для смягчения нищеты, которая не оставляла населению никакой надежды, кроме как на другую жизнь.

Сицилия развивалась по схожему сценарию. Возведение собора в Палермо (1782–1802) имело гораздо большее значение для народа, чем попытка Доменико ди Караччоли усмирить феодалов, контролировавших землю. Он много лет проработал неаполитанским послом в Лондоне и Париже, слушал протестантов и философов. Назначенный вице-королем Сицилии (1781), он обложил крупных землевладельцев тяжелыми налогами, урезал их феодальные права на крепостных и лишил их привилегии выбирать местных магистратов. Но когда он осмелился посадить в тюрьму принца, защищавшего разбойников, и постановил сократить на два дня праздники в честь покровительницы Палермо святой Розалии, против него восстали все сословия, и он с поражением вернулся в Неаполь (1785).13 Философы еще не доказали, что они лучше Церкви понимают потребности и природу человека.

II. ПАПЫ, КОРОЛИ И ИЕЗУИТЫ

Сила католической церкви покоилась на естественном сверхнатурализме человечества, признании и сублимации чувственных импульсов и языческих пережитков, поощрении католической плодовитости и привитии теологии, богатой поэзией и надеждами, полезной для моральной дисциплины и социального порядка. В Италии церковь была также главным источником национального дохода и ценным сдерживающим фактором для народа, особенно суеверного, языческого и вспыльчивого. Суеверий было много; еще в 1787 году в Палермо сжигали ведьм, а модным дамам, наблюдавшим эту сцену, подавали прохладительные напитки.14 Языческие верования, обычаи и обряды сохранялись с благосклонной санкции церкви. «Я пришел к глубокому убеждению, — писал Гете, — что все следы первоначального христианства здесь, в Риме, исчезли».15 Однако в христианском мире, даже в Италии, оставалось немало настоящих христиан. Конте Кайссотти ди Кьюзано, епископ Асти, отказался от своего богатого наследства, жил в добровольной бедности и передвигался только пешком. Епископ Теста из Монреале спал на соломе, ел лишь столько, чтобы хватало на пропитание, оставлял себе на личные нужды только 3000 лир из своих доходов, а остальное посвящал общественным работам и бедным.16

Церковь в какой-то мере отреагировала на Просвещение. Работы Вольтера, Руссо, Дидро, Гельвеция, д'Ольбаха, Ла Меттри и других вольнодумцев, разумеется, были внесены в Index Expurgatorius, но разрешение на их чтение можно было получить у папы. Монсеньор Вентимильо, епископ Катании (1757–73), имел в своей библиотеке полные издания Вольтера, Гельвеция и Руссо.17 Инквизиция была отменена в Тоскане и Парме в 1769 году, на Сицилии — в 1782 году, в Риме — в 1809 году. В 1783 году католический священник Тамбурини под именем своего друга Трауттмансдорфа опубликовал сочинение «О церковной и гражданской веротерпимости», в котором осудил инквизицию, объявил любое принуждение к совести нехристианским и высказался за веротерпимость всех теологий, кроме атеизма.18

К несчастью пап, во второй половине XVIII века им пришлось столкнуться с требованием католических монархов о полном роспуске Общества Иисуса. Движение против иезуитов было частью борьбы за власть между торжествующим национализмом современного государства и интернационализмом папства, ослабленного Реформацией, Просвещением и ростом предпринимательского класса. Католические враги Общества не выдвигали открыто своего главного возражения — того, что оно упорно отстаивало власть папы как превосходящую власть королей, — но они были крайне возмущены тем, что организация, не признающая никакого начальства, кроме своего генерала и папы, должна фактически являться в каждом государстве агентом иностранной державы. Они признавали образованность и благочестие иезуитов, их вклад в науку, литературу, философию и искусство, их усердное и эффективное воспитание католической молодежи, их героизм в иностранных миссиях, их возвращение столь значительной территории, некогда потерянной протестантизмом. Но они обвиняли Общество в том, что оно неоднократно вмешивалось в светские дела, что оно занималось торговлей с целью извлечения материальной выгоды, что насаждало казуистические принципы, оправдывающие безнравственность и преступления, потворствуя даже убийству королей, что оно позволяло языческим обычаям и верованиям сохраняться среди своих предполагаемых новообращенных в Азии, и что оно оскорбляло другие религиозные ордена и многих светских священников своей резкостью в спорах и пренебрежительным тоном. Послы королей Португалии, Испании, Неаполя и Франции настаивали на том, чтобы папская хартия Общества была аннулирована, а сама организация официально и повсеместно распущена.

После изгнания иезуитов из Португалии в 1759 году, из Франции в 1764–67 годах, из Испании