Я терплю, даже когда вижу, как он сдирает кожу с моей руки, обнажая вены и мышцы.

В конце концов, именно этот эксперимент привлекает его внимание.

— Может быть, я ошибался, — замечает он, изучая мою реакцию, когда он тычет и тычет в мою обнаженную руку.

После стольких лет, проведенных в окружении крови и ножей, я уже отвык даже от вида собственной обнаженной плоти.

— Посмотрим, — комментирует он, возвращаясь к Ване.

Сейчас ее время устроить шоу. Я просил ее - умолял ее - плакать и выть в тот момент, когда он будет резать ее плоть. Не держать это в себе и не укрываться во мне. Просто выпустить это наружу.

Один вопросительный взгляд в мою сторону, и я киваю. В тот момент, когда нож касается ее руки, она начинает кричать от боли. Глаза Майлза расширяются от ужаса, как будто он не может поверить в происходящее.

Он продолжает резать, но Ваня продолжает кричать.

Пока он не заканчивает.

Сняв перчатки, он бросает их на пол, топает из комнаты и позволяет одному из своих ассистентов войти и сшить нас.

И я понимаю, что наконец-то привлек его внимание.

И точно так же прекращаются специальные визиты Вани.

К этому времени я понял, что Майлз, похоже, ищет подопытного, который лучше всех справляется с его экспериментами.

И если это гарантирует, что мою сестру оставят в покое, то я буду самым лучшим.

Неважно, что мне придется делать.

Я понимаю, что мой план сработал, когда на следующий день именно меня вызывают в его кабинет.

Когда я вхожу внутрь, там оказывается красивее, чем все, что я когда-либо видел. Все такое блестящее и новое, и повсюду множество приборов.

Как только охранник заталкивает меня внутрь, Майлз поднимается со своего кресла, его улыбка становится широкой, когда он рассматривает мою маленькую форму.

— Влад, не так ли? — спрашивает он, и во всем его поведении чувствуется фальшь. Но зная, что это единственный способ избавить Ваню от еще большей боли, я киваю, подыгрывая ему.

— Да, сэр, — отвечаю я, и он приглашает меня на стул рядом с собой.

Я сажусь, стараясь не обращать внимания на то, как моя грязная одежда или еще более грязное тело пачкают блестящую кожу, и как Майлз раздувает ноздри, уловив мой запах.

В конце концов, кто виноват в моем плачевном состоянии?

— Я наблюдал за тобой, Влад, — Майлз скрестил ноги, вытянув руки вперед и положив подбородок на ладони. — И я думаю, что ты скрывал от меня свой потенциал.

— Я не знаю, сэр. — отвечаю я, стараясь казаться озадаченным его вопросом.

— Вот, — говорит он, грубо хватая мою недавно зашитую руку. Я внутренне вздрагиваю от боли, но внешне я этого не показываю.

Я просто моргаю один раз, глядя на Майлза и показывая ему именно то, что он хочет увидеть - никакой реакции.

— Я думал, что твоя сестра была выше среднего. Но ты, мой мальчик, — присвистнул он, — ты можешь стать моим маленьким чудом.

— Для чего это, сэр? — спрашиваю я, прежде чем могу помочь себе.

Он сужает глаза и усмехается.

— Любознательный ум. Мне это нравится, — говорит он, встает со стула и велит мне следовать за ним.

Нажав несколько кнопок на клавиатуре, он открывает еще одну дверь в задней части офиса. Когда мы входим в комнату, то я вижу компьютеры и другие машины, окруженные рядами книг.

— Интересно, но ты первый, кто спрашивает меня о цели, — замечает он, и я могу сказать, что в его голосе звучит скрытое удовольствие.

Он останавливается перед огромной доской, вся поверхность которой исписана белыми знаками.

— Это, — тянется он к бумаге, опуская ее вниз и показывая мне иллюстрацию, — мозг, — начинает объяснять он. — А это, — он указывает на область в центре, — миндалина. Проще говоря, она регулирует некоторые из основных эмоций человека — в частности, страх.

Он ходит вокруг, увлеченно болтая.

— Понимаешь, есть люди, психопаты, у которых миндалина функционирует не полностью, и поэтому они не могут чувствовать то, что чувствуют обычные люди. Они не знают страха и не знают угрызений совести. Но есть одна загвоздка. Психопаты непредсказуемы. Слишком непредсказуемы, — бормочет он себе под нос.

Он останавливается, и я жду, когда он продолжит, любопытствуя, к чему все это.

— Но есть и такие люди, как ты. Посредники, — говорит он, его рот изгибается вверх. — Твои миндалины развиты таким образом, что, хотя ты не так далеко зашел, как психопат, но ты также не совсем нормален.

— Вы имеете в виду, что мои эмоции не такие сильные, — комментирую я.

— Верно и... неверно. Я долгое время изучал ваш вид, — ухмыляется он, — Я старше, чем кажусь, — подшучивает он. — И, хотя не все особи одинаковы, я заметил одну закономерность. Нет недостатка в чувствах как таковых, но есть разница в том, что вы можете чувствовать. Все люди разные, — пожимает он плечами. — Кто-то не знает любви, кто-то не знает ненависти, а кто-то просто не знает страха.

Он полностью поворачивается ко мне.

— Конечно, меня интересуют только те, кто не знает страха. Видишь ли, страх - одна из худших человеческих черт. Приемлемая, с точки зрения эволюции. Но не с точки зрения наемника, — он озабоченно постукивает ногой, — но для того, что я задумал, это необходимая черта.

— Что вы имеете в виду?

— Суперсолдаты, — ухмыляется он. — Идеальное человеческое оружие, которое не знает ни страха, ни, — он кивает на мою руку, — боли. Машина-убийца, если хочешь.

— А как насчет угрызений совести? Разве у одних людей они есть, а у других нет? — спрашиваю я, его теория будоражит что-то внутри меня. При всем моем безразличии к этому человеку за то, что он причинил боль моей сестре, я не могу не быть заинтригованной тем, как работает его разум.

— Умно, — его рот приоткрывается, — мы просто стираем это из тебя. По одному шагу за раз, — он подходит ближе, пока не садится прямо передо мной. — И ты, мое маленькое чудо, можешь стать моим призом.

— Я?

— Ты