— Футболку не дашь?

— Не холодно, — Гай вновь запустил пальцы под бретельки и вернул их на ключицы. — А так, глядишь, аппетит нагуляю…

6. Спят усталые собачки

Юпи нагуляла сон. И теперь сладко сопела на подушке, на полу, как самая примерная девочка. Возможно, собаку усыпила шутливая перебранка людей, с которыми ее свели непредвиденные обстоятельства, новогоднее чудо или просто недоразумение. Последнее точно относилось к нашей с Гогой встрече — живи мы еще хоть четверть века в одном городе, пересечься была бы не судьба, как двум параллельным прямым. Но Новый год сделал свое поганое дело… Познакомил нас. Нет, просто свел вместе. Хотя бы наши руки…

Я сделала шаг назад, Гай остался на прежнем месте, точно прирос к полу. Руки вытянуты, словно для детского танца. Если начнём кружиться, то синяки на всех частях тела гарантированы: не по его запросам квартирка, ну и не по запросам моего внутреннего мира кавалер. Но тогда откуда-то взялась легкая свобода, которую я вдруг почувствовала подле человека, о котором не знаю ничего, кроме имени. Или дело в отсутствии свитера? Или связи с внешнем миром…

— Ты своим звонить не будешь, а вот мне может позвонить мама… — поджала я губы.

Вовремя вспомнила, что нахожусь совсем не там, где обещала быть.

— Будем врать, — не раздумывая, ответил Гай. — Ты врать умеешь?

В глазах смех, в голосе — серьезность. Боже, как у него получается совместить несовместимое?

— Нет…

Никаких больше серьезных разговоров, надменных лиц, никаких фи и фа-с — мы встретились случайно, а разойдемся запланировано завтра, если… Ну, если не случится дачи.Тогда послезавтра. Никаких селфи, никаких “чек-инов” в соцсетях, никаких воспоминаний — все будет чисто. Чисто физиология. А вот физиономия говорила о том, что Гога счастлив, но счастье его вызвано не близостью со мной, а тем, что теперь мы одни — пусть и с собакой, но спящей.

— Напишу маме, что мы смотрим фильм… Мы с подругой. Я не сказала ей, что все отменилось, чтобы она не нервничала, что я одна встречаю Новый год.

— Она бы очень нервничала…

Улыбается и остается серьезным — как? Как…

— Ну да… Звонила бы мне каждые пять минут, чтобы я не чувствовала себя брошенной. А я впервые выпроводила ее с друзьями на курорт. Может, такого вообще больше не повторится — какое право я имею портить ей воспоминание всей жизни! Когда-нибудь я ей расскажу, как встретила Новый год… Лет так через…

— Через два часа новый год… А мы не жрали…

Зато ржали. И ржем сейчас. Какое-то безумие… И это мы трезвые.

— За два часа шампанское выдохнется… — попыталась я отсрочить момент возлияния.

— Или рванет бутылку… — смеялся Гай, по-прежнему стоя у стойки по стойке смирно.

— Сухой закон до конца года? — улыбалась я с ним в унисон.

Нет, это не сон… Елочка горит, собака спит, мы… Да кто ж поймет, что мы делаем… И чем занимаемся. Дурачимся!

— У тебя сок есть? — вопросы задаем, вот, что делаем или делаю, хотя бы я.

— Минералка с лимоном подойдет?

— Это на утро надо бы поберечь, но можно и в обратном порядке. Обратный отсчет нового года уже пошел?

— Уже пошли мы… За стол. Ну? — и Гай подтолкнул меня к столу. Я попятилась, но ничего не снесла. Гай меня не отпустил, держал за локти, обводя вокруг стола, точно в танце. Только без музыки — извне, достаточно было внутреннего мотива сердца или желудка. Или другого — более важного в любви органа.

— Сейчас…

Он посадил меня на стул и направился к холодильнику. Переместил шампанское из морозилки на дверцу, а на стол выставил две небольшие бутылочки с зелеными этикетками, на которых красовался желтый лимон, точно новогодний шарик.

— Тост?

Это скала я, поднимая бокал с пузырящейся минералкой.

— За старый год будем пить, как язвенники и трезвенники, — поднял свой Гай. — Зато в Новом оторвемся… Не сомневайся!

Я кивнула.

— Маме пиши по-трезвому, чтобы не испугать, — протянул мне телефон мой сотрапезник только после второго салата. Пришлось облизать пальцы, потому что рано было портить тканевую красоту под тарелкой — Новый год же еще не наступил. А взглядом хозяин квартирки уже придавил меня к спинке стула, прошил насквозь за пальцы, так нечаянно посетившие мой рот.

“Мам, мы что-то устали и собираемся завалиться спать до полуночи. Дашка не хочет показываться, я — тоже…” — ну и где я врала? Ну, может, только во времени. Два часа же мы за столом не просидим. Точно спать завалимся. А как же шампанское? Ну, у меня и без него крышу снесло… Как бы… Как бы не так!

Я отложила телефон, но Гай тут же поднялся и спрятал его под свитер, подальше от моих рук и глаз.

— Все, до следующего года один хардкор, — вернулся он от барной стойки за стол. — С горячим. Ты греть мясо будешь? Или решила салатиками откупиться?

Я ничего не решила — он решил все за меня. Запихнул вместе с собакой в мешок и притащил к себе, точно Леший, сперший мешок Деда Мороза из-под елки.

Меня, конечно, из-под палки никто не гнал к плите. Я пошла по собственному желанию, даже голод не подгонял. Или подгонял — да не тот, который притупили салатики, а тот, который заострили запахи совсем не жаркого, а жарких объятий и сладковатых ароматов Франции или какой другой заморской страны, потому что тройной советский я бы определила за километр, как человек, создающий свои смоляные шедевры в строительной маске.

Помешивая на сковородке мясо с картошкой, я переворачивала заодно и мысли в голове, пытаясь понять, чего же больше хочется — оказаться с Гаем в постели или уже наступления завтрашнего дня, чтобы оказаться от этого дома и этого незнакомца на безопасном расстоянии.

Знакомство мне не предлагали, так что частица “не” навсегда останется при Гае: не позвонит, не пригласит, не вспомнит… Главное, чтобы избежать ее ночью, но если даже и не получится, то пусть она прилипнет к наречию “плохо” — все у нас будет неплохо, потому что по отдельности плохо нам уже было. Ему, без сомнения, тоже, если мне так долго пришлось растапливать его злость, но лед сошел и засияла улыбка.