На нашем втором свидании в баре Крoйцберга, в зале, где можно курить, я узнаю о его исследованиях и путешествиях. Он необыкновенно увлекающийся и старомодный человек.

К третьему свиданию становится понятно, что динамика между нами неправильная. Я больше хочу о нем заботиться, чем спать с ним. Я понимаю, что, скорее всего, больше не буду с ним встречаться, но, прощаясь и садясь на велосипед, я об этом не сожалею. По дороге я думаю о том, как увидела его раньше, чем он – меня, о том, как он нервничал и переступал с ноги на ногу, а еще о том, что я узнаю новое о себе и о своих желаниях. Телефон садится, без навигатора я пару часов плутаю по городу, я запуталась, но это не страшно, дороги и тротуары пусты, вокруг ночные прилавки с карривурстом, тускло светят фары велосипеда, и я смотрю вверх на свет телебашни, чтобы сориентироваться в пространстве. На небе видны звезды, и я узнаю Плеяды.

Я перестаю думать об этих немецких мужчинах из интернета, с которыми встречалась, как только мы расстаемся, как только я захожу в метро, поднимаюсь на свой этаж, встаю с их кроватей. У нас разные круги общения. Через несколько дней я не могу вспомнить ни имен, ни лиц. Они блекнут, как сон.

Я захожу в магазинчик в Митте и уже на выходе узнаю человека, с которым ходила обедать несколько месяцев назад, – парня, который, как мне показалось, слишком сильно хотел мне угодить. Он безучастно смотрит сквозь меня, и я обескуражена. Эта возможность в один момент получить доступ к отношениям работает в обе стороны.

Куда уходят сны, когда забываешь их?

Я не влюбляюсь, но многому учусь. Я учусь уважать людей, даже когда отвергаю их. Я осознала некоторые прошлые ошибки. Теперь я вижу, что обладала властью над чувствами других людей, даже не подозревая об этом.

Еноты стали символом этой части дерзкого и пестрого Кройцберга. Даже большая первомайская вечеринка во дворе нашего дома не обходится без штампов в виде лапы енота. Еноты известны своей стойкостью и умением адаптироваться, и этим качествам я пытаюсь подражать.

Я до сих пор не знаю, что именно слышала в кровати той ночью, голос енота или нет, но я знаю, что они тихо и незаметно пробираются над граффити по красной черепице крыш. Я знаю, что мы производим столько мусора, что можно прокормить целые колонии, построить из него еще один город, приютить биологический вид.

Дикие животные осторожны и не доверяют всем подряд. В эти дни я возвращаюсь домой трезвой и одинокой.

Я не расстраиваюсь, когда ухожу со свиданий и еду на велосипеде мимо ведьм у банкоматов и зомби, стоящих в очереди за карривурстом. Мне и так хорошо, я довольна жизнью в новом городе, в окружении монстров и вурдалаков, среди говорящих на чужом языке берлинцев в объемных шарфах и толстых куртках; я изобретаю себя, с нетерпением жду возможности поплавать утром и вспоминаю, какой путь я прошла. Я изменила свою жизнь, хотя это было тяжело и страшно. Я горжусь собой. Я приехала в новую страну, обзавелась друзьями и нашла работу. Небольшая сумма евро каждую неделю поступает на мой новый счет в немецком банке. Я изучаю язык, занимаюсь делами, у меня налаженная жизнь, хотя первый месяц приходилось нелегко. Когда я сворачиваю на улицу, где уже начинаю чувствовать себя как дома, меня переполняет радостное осознание, что независимо от того, кого я встречу или не встречу на сайтах знакомств, я уже справилась.

Непостоянная занятость

Март

Луна Червя

Я на мели, и каждому, кого я встречаю, я говорю, что ищу работу. Экономика в этом городе развивается медленно, и иностранцу найти здесь работу нелегко. С разной степенью серьезности я рассматриваю должность в организации, помогающей беженцам, работу доминатрикс, возможность за деньги копать могилы и возвращать в море черепах, выброшенных на берег на острове Вознесения в южной части Атлантического океана.

Я узнаю от друга моего друга о вакансии на складе компании, которая импортирует и продает элитный чай особых сортов. Они набирают новый персонал, чтобы успеть выполнить заказы к Рождеству.

Чтобы работать, мне приходится уйти из языковой школы. Преподавательница немецкого предупреждает, что бросать изучение языка через пару недель – плохая затея, но мне нужно зарабатывать деньги. Я решаю продолжать учебу самостоятельно в свободное время, но она права: то, что я выучила, быстро ускользает из памяти. Я опять почти перестаю говорить по-немецки. Около половины людей на чайном складе – носители английского языка, а другая половина хорошо на нем говорит.

Наша работа – вручную расфасовывать чай по пакетам. Мы работаем с ароматизированными и цветочными чаями: белый и жасминовый из Китая, ассам и дарджилинг из Индии, зеленый из Японии, сушеные розы, лаванда и имбирь. Мы взвешиваем его на весах, как наркоторговцы, и упаковываем, надев хирургические перчатки, а иногда и респираторы. Чай продается в шикарном магазине в центре города по достаточно высоким ценам, чтобы обеспечить выплату минимальной зарплаты в Германии, а не экспортировать рабочие места в развивающиеся страны.

Все, кто работает здесь, как и я, приехали из других стран и преследуют творческие амбиции. Они – музыканты, живописцы, фотографы, художники. Мы представляем в Берлине субкультуру привилегированных людей лет двадцати-тридцати, которые могут себе позволить отсутствие постоянной работы и неопределенность. Мы – получившие хорошее образование заводские рабочие, приехавшие из разных стран мечтатели, и нас не интересует то, чем мы сейчас занимаемся. Не выйти на склад после выходных – это победа. Как-то один коллега не приходит на работу, и мы с надеждой думаем, что он, наверное, продал свою картину. Мы все ждем, когда на электронную почту придет письмо, которое изменит наши жизни.

Однообразная работа успокаивает. Наличие четко поставленной задачи, у которой есть начало и конец, обнадеживает. Мои рабочие дни упорядоченны и продуктивны: я взвешиваю чай, складываю бумажные пакеты и наклеиваю этикетки. Я слушаю подкасты о режимах сна животных, о береговых сиренах и разбитых сердцах, о политических настроениях в Греции и суррогатных матерях в Таиланде. В течение дня я складываю сотни листов крафтовой бумаги, небо меняет цвет с серого на черный, моя тревожность сменяется спокойствием, а потом и усталостью.