часто сообразительнее тех, кто живет в сельской местности: они учатся переходить дороги и избегать людей. Исследования показали, что зяблики из городской среды лучше справляются с трудностями, чем их сельские собратья. Сложность городской жизни требует приспособляемости и интеллекта.

Я прихожу на свидание рано, поэтому иду в соседний магазин, где продавец разбирает манекен: его торс и руки лежат на ковре, готовые к сборке и переодеванию.

Я ненавижу неискренность первых свиданий, когда вы обсуждаете его первую квартиру в городе или мягкую зиму – всё, кроме секса, деторождения, любви или той бездонной боли, которая заставила вас зарегистрироваться на сайте знакомств, и по своей воле терпите унижение – приходите в бар с раздраженным желудком, заходите в туалет и смотрите в зеркало на свое гребаное жалкое лицо. Что толку надеяться, что в этот раз всё будет по-другому? Всё заканчивается разочарованием – либо быстрым и резким, либо затяжным и запутанным.

Я жду момента, когда мы встретимся глазами, этой связи с другим, с чем-то глубинным. Я найду то, что ищу, если буду смелой и буду вести ночной образ жизни, если переживу холодные рассветы и неловкие встречи. Некоторые переписки обрываются внезапно – сообщение остается без ответа. Некоторые вещи приводят меня в замешательство: например, один человек всегда в сети и лайкнул все мои фотографии, но так и не ответил на мое приглашение.

Я хочу увидеть енота, но для этого мне нужно рано встать и караулить у мусорных контейнеров или же гулять допоздна и забраться куда-нибудь очень высоко.

* * *

Я решаю, что сегодня самый подходящий вечер. Я начинаю охоту на енотов с литературных чтений в джаз-баре. Выхожу где-то в одиннадцать вечера: в это время я обычно ложусь спать, а в Берлине начинаются тусовки. Я чувствую себя немного глупо и не знаю, что из этого получится. Все, кому я рассказала о своей затее, кажется, пришли в недоумение или подумали, что это шутка, но, хоть я и смеюсь, намерения у меня серьезные. Я хочу найти в городе енота и поэтому собираюсь не спать всю ночь.

Холодный ветер дует по Скалицер-штрассе с ее мощеными тротуарами, весенней зеленью деревьев и стрекочущими велосипедами, проносится мимо аптек, баров и Spätis. Пожилой мужчина кричит в телефон, и я улавливаю одно-единственное слово – «сахар».

У меня нет денег, но я примеряю платья за семьсот евро. Пустые стеклянные бутылки я отношу в автомат по приему тары, а на вырученные деньги покупаю пачку табака. Я с напускной скромностью делюсь в соцсетях обезличенными фотографиями отдельных частей тела – ступней, плеч – тех, с кем хожу на свидания. В кармане у меня китовый зуб с острова.

Еноты – ночные животные, которые особенно активны в сумерках и на рассвете, как и ястребы. Один из способов их обнаружить – это прислушаться к воронам, чье карканье меняется, когда еноты поблизости. Еноты могут залезть в вороньи гнезда, съесть яйца и птенцов, поэтому воронам надо быть начеку. И те и другие известны своим интеллектом.

Что за животные кричат по ночам?

Общение с немецкими мужчинами заставило меня осознать, что в разговоре я постоянно пытаюсь создать непринужденную обстановку: подстраиваюсь под них, смеюсь, когда на самом деле не смешно. Они этого не делают. В некоторых случаях я не сразу понимаю, что нейтральный тон моего собеседника не безразличный, а просто нейтральный. Это значит, что я могу научиться быть искренней, не теряя своего энтузиазма.

Я встречаюсь с человеком, чьей фотографией профиля восхищалась месяцами, еще до приезда сюда: этот снимок, на котором красивый мужчина сидит на берлинской крыше, мог быть сделан в любое время с момента появления цветной фотографии. И вот, как по волшебству, я сижу с ним за темным столиком в греческом ресторане и обсуждаю варианты аренды автомобиля. По крайней мере, возможность заводить романы онлайн позволяет нам применять технологии ради воплощения в жизнь своих мечтаний, даже если потом выясняется, что парень мечты из тех, кто хранит кроссовки в коробке и никогда их не надевает.

Я встречаюсь с ним в коктейль-баре. Я пью «Фриц-колу», а он – что-то алкогольное. Он рассказывает мне о Мексике, службе в армии и написании сценариев. Он терпеть не может то, что называет «наблюдательной поэзией». По его словам, литература должна стремиться что-то изменить.

Я заметила, что не могу определить социальное положение по выговору: я не различаю особенности немецкой речи, зависящие от образования моего собеседника, его происхождения или местности, откуда он родом. Я не могу расшифровать символику одежды: поднятые воротники или заправленные в обувь брюки, которые дома означают одно, здесь имеют другие коннотации. Я иду на свидание с автором блога о политике, ожидая встретить какого-нибудь мальчика из богатой семьи, но обнаруживаю, что он болтун из рабочего класса, ругающий городскую элиту. Мы говорим о конфиденциальности и анонимности, о предвзятости СМИ и о вулкане Этна.

Я встречаюсь с мужчиной, который, по всей видимости, загрузил в профиль фотографию десятилетней давности и не упомянул, что у него есть дети. Прерывать свидание мне неловко, но я знаю, что у нас ничего не выйдет.

В моем телефоне и в моем городе тысячи возможностей найти сексуального партнера, и тем не менее встретить подходящего не так-то легко. У меня пять первых свиданий и ни одного второго.

Иногда я скучаю по пьяной откровенности. Один раз я вернулась домой и расплакалась, потому что свидание не удалось, оно было похоже на собеседование. Но сейчас я понимаю, что случайный секс возможен и в трезвом виде. Я по-прежнему могу лечь в постель с первым встречным, просто теперь делаю это намеренно, без сожалений.

На большинство первых свиданий я надеваю одно и то же: обтягивающие брюки, широкую футболку, которая спадает с плеч, толстую цепочку на шею и тяжелые браслеты, как у сбежавшего заключенного. Губы крашу кроваво-красной темной помадой.

Британцев не отличить от немцев, если они раздеты. По одежде я могла бы догадаться, кто есть кто: немецкие мужчины любят носить с джинсами белые кроссовки, некоторые берлинские женщины предпочитают грубый стиль панк. Но в постели в шесть утра это невозможно.

Пожалуй, больше всего в сексе мне нравится думать о нем на следующий день в метро, вспоминая тело партнера под голос диктора, который велит отойти назад от края платформы: «Zurückbleiben, bitte».

Я хочу поцеловать тебя в суперколлайдере ЦЕРН.

Я хочу поцеловать тебя на Международной космической станции.

Я хочу