Шрифт:
Закладка:
Мне постоянно снится, что я в многоэтажном доме, который раскачивается.
Я иду на встречу с другом в Кройцберг. В наушниках играет Бейонсе, и строчки песни – о том, что я пьяна от любви и мы проснулись в кухне, – чередуются со словами дилеров из Гёрлицер-парка, которые предлагают мне наркотики. Цифровое пространство и улица переплетаются. После того как я приехала на машине из Шотландии в Лондон, мне всю ночь снилась спутниковая навигация. Я заснула на открытом воздухе в лесу на востоке Германии, испещренном пятнами солнечного света, и мне снился интернет. Когда ноутбук мигает рядом с кроватью, мне снятся падающие звезды.
Я думаю о том цифровом призраке в каменном кольце, существующем только в пикселях, обреченном всегда быть онлайн. Была ли это цифровая помеха или игра света? Известно, что люди издавна использовали технологии для связи с духовным миром. Менгиры и методы их транспортировки и установки были наиболее развитой формой «технологии», доступной людям эпохи неолита. На протяжении пяти тысяч лет эта площадка была важным местом в самом сердце острова, и мы ошибемся, если решим, что больше она не играет никакой роли.
Мы, цифровые кочевники, хрупкие, порхающие с места на место, часто бываем бледными, ведем ночной образ жизни и проводим бóльшую часть времени онлайн. Я внезапно осознаю, что мой телефон – это отражающая поверхность, зеркало. Возможно, цифровой призрак был всего лишь моим собственным отражением.
Хищные птицы
Январь
Волчья Луна
Я живу в городе, знаменитом своей ночной жизнью, но просыпаюсь рано, чтобы найти хищных птиц. Как следует выспавшись, утром в воскресенье, пока техно-клубы всё еще открыты, я еду на велосипеде с биноклем на шее. Я проезжаю мимо людей, возвращающихся домой с вечеринок или ночных смен: они выходят из такси или метро. Две девушки в комбинезонах – зрачки расширены, руки грязные – идут, держась друг за друга. Я слышу обрывки музыки и голоса, доносящиеся с домашних вечеринок.
Ночью было холодно, и трава в Темпельхофер-Фельд, парке, который разбили на месте старого аэропорта, покрыта инеем. Восходящее солнце сияет в окнах терминала аэропорта – одного из крупнейших сооружений в Европе, – и небо такое же розовое, как разметка на взлетно-посадочной полосе, а всё остальное – монохромное. Холод щиплет ноздри, я слышу поезда, машины и серых ворон. Когда я снимаю перчатки, чтобы включить камеру на телефоне, у меня болят пальцы. Телефон гудит от сообщений с сайта знакомств, написанных мужчинами, которые не ложились спать, но это не то, что мне сейчас нужно.
С электронной почтой последнее время происходит что-то странное. В настройках Microsoft я сменила местоположение на Германию, и теперь Hotmail переводит мои письма на английский, даже если они изначально написаны на английском. Мой родной язык, отфильтрованный немецким и переведенный обратно. Алгоритм думает, что ему виднее. Нечто похожее происходит и в моей голове. Я начинаю видеть свою британскость глазами немцев и говорю с новыми знакомыми более грамотно – так, как, согласно их ожиданиям и надеждам, должна звучать речь носителя.
Люди начинают говорить со мной по-немецки на почте, в магазине игрушек, в метро, и я чувствую себя дурой и нервничаю, потому что не понимаю их. Я записываюсь на интенсивный языковой курс для начинающих, занимаюсь каждое утро по три часа и каждый вечер выполняю домашние задания. Мои одногруппники в этой дружелюбной языковой школе – трое американцев, двое британцев, австралиец, ганец и израильтянин. После месяцев, проведенных преимущественно в одиночестве, ежедневно сидеть за столом с другими людьми приятно и полезно для здоровья. Я пополняю словарный запас, пытаюсь разобраться в грамматике и учусь структурировать свое время в Берлине. Я учу немецкий из-за знака препинания, который мы называем тире: der Gedankenstrich, что означает «пауза для размышлений».
Б сказала, что, когда она переехала сюда восемь лет назад, без знания немецкого практически нельзя было обойтись. Сейчас, кажется, английский выходит вперед. Я вижу это в интернете, где в социальных сетях мои немецкие друзья часто публикуют что-то на английском, чтобы их понимала более широкая аудитория и чтобы увеличить число потенциальных подписчиков.
Дорога от моей квартиры в языковую школу через Нойкельн каждое утро занимает десять минут. Я останавливаюсь в старомодной булочной, чтобы выпить кофе и сделать домашнее задание. Мне нравится этот распорядок дня. Я могла бы отправиться куда угодно, но остаюсь здесь, изучаю эти несколько перекрестков, этот язык, пытаюсь установить для себя пределы. Я думаю переехать куда-нибудь еще, где потеплее. Могу ли я построить жизнь здесь, если чувствую это волнение в груди, тягу сорваться с места, если чувствую себя более легкой, чем следовало бы? Эти чудесные дни наполнены познанием и изменениями, ощущением сдвига почвы. За шесть недель я успела подружиться с разными людьми, почувствовать себя одиноко и проникнуться новыми идеями.
Б говорит, что Берлин – противоречивый город и поэтому он ей нравится. Еще она говорит, что он очень медленный, но тем не менее очень быстро меняется, что люди здесь унылые и полные энтузиазма. Я не могу ухватить смысл, и он ускользает. Б говорит, что город обрушивает на тебя поток новых впечатлений, но я с ней совершенно не согласна: я чувствую себя как будто в пузыре из-за непонимания языка, и даже улицы здесь тихие и устрашающе безветренные.
Мой старый друг Б, который много всего знает, говорит, что сумерки и рассвет – лучшее время, чтобы увидеть ястребов. «Постарайся встать у дерева так, чтобы ястреб не мог распознать твой силуэт», – советует он. Стоит мне зайти в парк, и я вижу, как большая хищная птица с клекотом вылетает из-за деревьев, нарушая спокойствие серых ворон и порождая страх, так что воздух наполняется тревогой. У меня вырывается громкое: «Ого, вау». Птица садится на
