Так что сочувствие свое запихнула куда подальше и воинственно выдала:

– Так подпилила, когти-то. Мужик же в доме, вот и занялась собой. Это только начало, еще космы свои расчешу замшелые, кожу увлажню кремами омолаживающими и, глядишь, передумаешь ты служить мне охранябом и начнешь набиваться в полюбовники.

Полагала, что передернет его от омерзения, но он только усмехнулся.

А затем как-то очень странно протянул:

– Ты слишком хорошо вымыла котелок, ведьма. Он прямо сияет.

Меня пробрала дрожь. Очень медленно повернув голову, взглянула в сторону котла с похлебкой и увидела свое отражение – растрепанные волосы, виднеющиеся из-под сползшего назад капюшона, лицо девчачье испуганное, глаза, широко распахнутые, и ужас, который я, к стыду своему, не скрыла.

– Да меня даже сползший на подбородок глаз напрягал меньше, чем это, – хрипло признался маг.

Я поняла, о чем он: я ведьма молодая, в силу не вошедшая, то есть усиливаться за счет убиения магически одаренных еще могу. А тут вот он весь – в моей власти, с ошейником и артефактом, волю ломающим, и целый архимаг. Убивай не хочу просто!

И ведь что не скажи сейчас – не поверит. Выглядит все слишком уж – и караван встретила, и себе мужика забрала, и артефакт подчинения не забыла прихватить, и ошейник все так же на нем, и прикажи я на алтарь лечь – сопротивляться не сможет.

Почувствовала себя владетельницей целого архимага!

Рабовладелица уже звучит гордо, а я теперь и того больше – архимаговладелица!

Постояла, подумала. Решила, что оправдываться глупо, скрываться тоже уже смысла нет. Сняла плащ с себя, откинула на ступени, с клюки сняла артефакт – демонстративно надела себе на шею, чтоб знали некоторые охранябы – кто тут хозяин, и, отправив клюку прыгать в избу, обошла мужика и села рядом.

Посидела, подперев кулаком подбородок, посмотрела на огонь, затем искоса взглянула на мужика и спросила:

– И как суп?

– Похлебка, – напряженно ответил он, все так же сидя с неестественно прямой спиной. – Хочешь?

Кивнула, прикусив язык, чтобы не спросить: «А не отравлено ли. Свистнула домовому, тот принес еще тарелок и ложек, себе из котелка похлебки набрал и умчался в дом – он в этом лесу вообще гость незваный, потому у меня в домике и скрывается.

А вот мне архимаг сам похлебки набрал сполна, тарелку галантно протянул, пристально за каждым движением следя. А едва я за ложку взялась, насмешливо поинтересовался:

– И даже не спросишь, не отравлено ли?

– Я хотела, – честно призналась рабу, – но решила тебя не обижать.

– Спасибо, добрая госпожа, – язвительно ответил он.

Но несмотря на язвительность, взгляд его, на меня направленный, стал каким-то задумчивым, что ли.

Из дома выскользнул домовой за добавкой, поцокал одобрительно, хваля повара, и умчался обратно в избу.

– Твой первый су… в смысле похлебка? – спросила я, осторожно набирая варево в ложку.

Пахло вкусно.

– Практически, – мрачно ответил архимаг, у которого впереди была в лучшем случае смерть, в худшем безумие… ну, это он так думал.

А вот я точно знала, что вообще-то у него впереди была я, и надо бы ему как-нибудь на это намекнуть, только я еще не придумала как.

И вкус у похлебки оказался тоже потрясающим, я даже глаза прикрыла от удовольствия – вкусно. Давно я горячего такого не ела, соскучилась.

– Короче, сделаем так – готовишь теперь ты, – решила, набирая уже пятую или шестую ложку, я, кажется, после первой счет потеряла.

Маг скептически посмотрел на меня, усмехнулся и сказал:

– Ты ведь уже поняла, кто я. Повар из меня не лучший будет, я уже лет сорок как не готовил в принципе.

Чуть не подавилась, удивленно взглянула на него и честно призналась:

– Просто поверь, я готовлю хуже.

Подумала и призналась еще честнее:

– И ведьма из меня примерно такая же. Никакая в смысле.

Теперь аппетит пропал у мага, а взгляд его стал очень, просто очень напряженным.

Подтверждая его худшие предположения, добавила:

– Печать будем снимать.

– Дура, – тихо, но очень отчетливо произнес архимаг.

Пожала плечами, ничуть не отрицая.

И не удержавшись, спросила:

– Ты ведь клеймо неспроста мне показал, не так ли?

И на него посмотрела с улыбкою.

И вот знаю же, что сама по себе я так себе, а вот улыбка у меня светлая да приветливая, и люди обычно на улыбку мою улыбкой же и отвечают – а мужик мой лишь помрачнел сильнее. Затем кинул ложку в свою тарелку с недоеденной третьей порцией похлебки, отложил посудину, развернулся ко мне всем своим внушительным разворотом плеч и вдруг спросил:

– Тебе сколько лет, ребенок?

И я обиделась. Серьезно обиделась. За что он вот так со мной?

– Сам – дитя малое! – высказалась в запальчивости.

– Да уж постарше тебя буду! – не остался он в долгу.

Я помолчала, разъяренно глядя на доходягу этого, у которого гонору прямо как у архимага без трудностей в жизни вообще, да и… есть продолжила.

– Неладное я еще утром заподозрил, – сложив руки на груди, сообщил мужик. – Видишь ли, больно хороша ты для работницы старой карги. Такие ведьмы, как та, которую ты изображала, юных, ладных да пригожих держат лишь для одного – чтобы отобрать и молодость, и красоту, и привлекательность. Ну и жизнь заодно. Ты же спокойно в ближайшую деревеньку на ярмарку отправилась…

У меня чуть аппетит не пропал, но критику лучше порой дослушать, особенно конструктивную. Опять же информация новая, вдруг да пригодится.

– Продолжать? – учтиво полюбопытствовал архимаг заклейменный.

– Угу, – кивнула я, – интересно очень.

Он хмыкнул и продолжил:

– Я проверил оградку вокруг избы – никаких блокирующих заклинаний. Значит, ты у ведьмы не была ни в каком услужении, иначе держали бы тебя на поводке, коротком или длинном, уже не важно.

И на меня посмотрел выжидательно. А я что? Мне интересно было, так что я попросила:

– Ты продолжай, увлекательно очень.

Маг ничего увлекательного явно не находил и все же продолжил:

– Будь ты лесной ведуньей – ты убила бы меня мгновенно. Будь ты ведьмой опытной – использовала бы артефакт подчиняющий, не церемонясь. Но вместо этого ты принялась меня лечить… Странно, не находишь?

Пожав плечами, ответила:

– Оглянись, охранябушка, это лес Заповедный. Здесь больных да увечных привечают, а не убивают.

От слов про «больных да увечных» мужика передернуло, но стерпел. Уважаю.

Затем помолчал некоторое время и продолжил:

– Твоя правда – клеймо показал не зря. Ты вчера спасла многих, и не знаю, ведаешь о том или нет, но и врагов себе нажила не слабых. Глупость ты совершила, ведьма, да глупость твоему возрасту свойственна. Как и слабость, в силу неопытности.

И он взгляд перевел на костер.

Затем вздохнул и продолжил:

– Эта печать – знак Аравена. Я научу, что и как сделать. Силы у меня немерено, как-никак сильнейший архимаг на континенте… – он усмехнулся невесело, – был. Караван с рабами должен был прибыть на ту сторону только к концу ночи грядущей, и вот эта вот ночь у нас есть, чтобы сделать тебя сильнее.

– Путем твоего смертоубийства? – поинтересовалась невинно.

Маг мрачно глянул на меня.

А глаза-то у него синие, как небо летнее перед грозой. Красивые. Особенно когда злится.

– Обойдешься, тоже мне, самоубивец нашелся, – хмыкнула я.

И в глазах его темно-синих словно тучи сгустились. Красиво, точно как небо перед грозой. А я грозу завсегда любила, особенно вешнюю, но и летняя тоже пойдет.

– Ведьма, не дури! – прошипел архимаг жертвенный. – Ты понятия не имеешь, во что ввязалась.

– Как сказать, – не согласилась я.

И помешивая остатки похлебки в тарелке, заметила:

– Знак Аравена у тебя на спине, он же неправильный. Должен быть ромб, по идее-то…

Замер маг, на меня теперь глядел очень внимательно.

Но я молчала, и ему пришлось спросить:

– Откуда знаешь?

Могла бы правду сказать, но настроение от чего-то было шальное. С видом деловым вручила ему тарелку свою, руку в сторону костра простерла, глаза закрыла да и заговорила замогильным голосом:

– Вижу, ой вижу, слышу, ой слышу…

– Чувствую, ой чувствую, – издевательски продолжил архимаг.

И кто над кем насмехается?!

– Алтарь я чувствую, черный чернехонький, а на нем мужик лежит, весь как младенчик голенький…

Приоткрыла один глаз, взглянула на мага.

– Я был в штанах, – мрачно сообщил он мне. – И в обуви.

– Аки младенчик голенький! – решила настоять