– Да. Ну, так вот. Мне всё же удалось нагнать Пайкана, но он, не приняв боя, отступил, бросив последние из захваченных табунов и стада. В общем,– досадливо пробурчал Мутулган,– вместо того, чтобы ударить кулаком, ударили растопыренной пятернёй. Задавили скопом. Коней-то и скот мы отбили, да вора не поймали.

Джучибер понял невысказанную мысль своего бывшего пестуна. Он уведёт своих воинов в Баргу, и родовые кочевья вновь останутся без защиты. Кто скажет – как долго будет зализывать свои раны Пайкан? А вдруг налетят ещё чьи-то лихие удальцы? Что тогда? Опять каждый будет отбиваться своими силами? Старейшины да нойоны себя защитят, а как быть с такими как Тохта и его родня? Парень нынче-то остался ограбленным и без отца.

При встрече Джучибер ничего не стал говорить старейшинам. Сами же Белтугай и Гуюк вели себя так, словно ничего особенного не произошло. Они поздравили его с победой над бесаудами и предложили устроить в честь этого пир в ближайшем из куреней, что кочевали у Овечьего Брода. Сдерживая клокотавшее в груди негодование, Джучибер вежливо отказался, сославшись на скорбь по отцу.

Всю дорогу обратно Белтугай вёл себя так, словно он один победил в жестокой битве целое полчище врагов. Всем своим видом старейшина показывал, что он мудрый и знаменитый воевода. Даже неумолчная, простодушная болтовня Гуюка не раздражала так сильно, как хвастливые речи Белтугая. Но Джучибер терпеливо переносил выходки зарвавшегося старейшины, хотя у него порой руки так и чесались стегануть того плетью прямо по самодовольной роже.

Уже возле самой Барги Белтугай открыто, никого и ничего не стесняясь, увёл своих нукёров в родной курень. И только тогда Джучибер окончательно понял, что общего войска, собранного его отцом и братом, больше не существовало. Он сам мог опереться лишь на четыре сотни своих нукёров, да на воинов, что ещё оставались в куренях Далха-Кота. А тех осталось не так уж и много. Правда, в самой Барге можно было набрать более четырех тысяч всадников, но из их общего числа твёрдо полагаться можно было только от силы на тысячу-полторы.

Что же, сил у него не так уж много, но за его плечами слава и имя отца. Ханская казна и табуны племени пока ещё в его руках. Кроме того, Джучибер надеялся на поддержку хана орхай-менгулов Бохорула. Он считал, что будет хорошо подготовлен к предстоящему курултаю.

Глава 5

Курень Далха-Кота, чьи сотни и тысячи, составляли левое крыло ополчения коттеров, назывался Дунгар. Он состоял из двух сотен юрт, из которых треть занимали: глава куреня – тысяцкий Есен-Бугэ, два десятка есаулов и сотников, десяток мастеров-оружейников и столько же старых воинов, отвечающих за обучение молодёжи. В остальных юртах, по десять человек в каждой, жили юноши и подростки из разных родов, проходящие воинское обучение. При курене всегда находилось два-три табуна боевых коней. Тут же содержалось несколько стад быков и овец, предназначенных для прокорма будущих воинов. Скот поставляли старейшины родов.

Первой в Дунгаре, возвращающихся воинов встретила Нейва. Девушка стояла у коновязи рядом с отцовской юртой, вглядываясь во въезжавших в курень всадников. Она была обижена на отца и на Джучибера. Почему никто не сказал ей, что они собираются в поход? Ладно, ещё Джучибер, но отец-то. Наверняка боялся, что она помчится вдогонку за ними.

В первый раз она увидела Джучибера четыре зимы назад на празднике Весенних Жеребят, устраиваемый для молодых воинов и пастухов. Тогда во время состязания конных стрелков Джучибер победил всех участников, ни разу не промахнувшись. Стрелки старались попасть стрелами в два круглых кожаных мяча, которые были привязаны длинной верёвкой к седлу всадника, называемого загонщиком, и волочились вслед за его конём. Загонщик, на место которого обычно выбирали одного из мальчишек, должен был промчаться на своём скакуне до определённой точки и вернуться обратно.

Нейва сама ловко скакала на коне и управлялась с луком. Выросшая при отце, среди воинов, девушка неплохо орудовала палашом и пикой не хуже иного другого багатура. Она, ревниво относившаяся к чужим успехам в воинских потехах, была зачарована ловкостью и удалью молодого нойона, да ещё к тому же бывшего ханским сыном. Она без колебаний бросила своего невзрачного жениха, чтобы познакомиться с Джучибером. Последнюю ночь праздника они провели вдвоём.

Вызывающий поступок Нейвы не остался безнаказанным. Оскорблённый её поступком жених, потребовал объяснений. Девушка доходчиво и красноречиво объяснила ему, куда он может убираться, и свадьба Нейвы расстроилась. Правда, отец, несмотря на всю его любовь к единственной дочери, здорово отлупил её плетью. Ведь она отвадила третьего по счёту жениха и принесла позор не только на себя, но и на его седины.

Впрочем, опозоренной Нейва себя не чувствовала, а если кто-то и заводил об этом разговор, то вполне мог остаться без передних зубов, ибо кулак у неё не уступал размерами мужскому. Через пару месяцев страсти улеглись, и даже старые сплетницы, перестали поминать о недостойном поведении Нейвы.

Ну, а сам Есен-Бугэ уже давно махнул рукой на дочь. Ему было всё равно. Главное, что девчонка соблюдает хоть какую-то пристойность, да к тому же водилась не с простым пастухом, а с сыном самого хана. Глядишь, может чего и выйдет… Случись «чего»… Как ни крути, а для их захудалого рода из Нейвы «могло выйти» только хорошее. Не байстрюки какие-нибудь, а ханские внук или внучка…

С тех пор Нейва встречалась с Джучибером. Правда, это происходило не так часто, как ей хотелось, ибо тому приходилось водить воинов отца в походы за данью, участвовать в облавных охотах, да и многое другое. Она понимала, что он не простой человек и его положение обязывало блюсти свою честь.

Возвратившиеся из похода воины заполнили курень шумом и гамом. Те сотни, что были из Барунара, напоив коней, отправлялись к себе.