Третий сын Эдуарда, Джон Гонт, в 1359 году женился на Бланке Ланкастерской, через нее унаследовав титул и земли ее отца, герцога Ланкастерского. Однако и этот брак можно считать союзом по любви. Джон Гонт был одной из любопытнейших фигур своего времени: интеллектуал-авантюрист, сделавший блестящую военную карьеру, обожавший литературу о короле Артуре и даже проявлявший интерес к лоллардам[55] (до тех пор, пока они не оказались связаны с политическим мятежом). Стремление последних к церковной Реформации и распространению Библии на английском языке предвещало не что иное, как протестантизм.

Гонт как никто другой приблизился к тому, чтобы соответствовать чосеровской фразе «как истый рыцарь, скромность соблюдал»[56]; его называли «лев в поле, агнец в зале». Существует неподтвержденная версия, что именно Гонт заказал создание поэмы «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь», которая, наряду с «Жемчужиной», стала одной из жемчужин литературы XIV века. Когда в 1368 году умерла герцогиня Бланка, ее муж погрузился в отчаяние. Чосера, к тому времени эсквайра королевского двора, эта смерть, похоже, напротив, вдохновила на создание первой значительной поэмы.

«Книга о королеве» начинается с описания поэта, бессонного и больного. Первые строки поэмы напрямую позаимствованы у Фруассара (тот, в свою очередь, опирался на французского поэта и композитора Гийома Машо), а у Фруассара поэт страдает от любви. Возможно даже, что Чосер изобразил себя – в лучших куртуазных традициях, самым почтительным, самым платоническим способом из всех возможных – страдающим от любви к умершей герцогине. Очнувшись ото сна, он садится в постели, и слуга приносит ему книгу, роман, «чтоб ночь казалась не долга»[57]: это легенда, изложенная Овидием, о жене, которая умерла от печали по утраченному мужу. Мрачная история настолько успокаивает его, что он засыпает и видит сон.

Ему снится прекрасное майское утро (а как же иначе!): он находится в комнате, где стены расписаны текстом «Романа о Розе». С улицы он слышит шум охоты, идет на звук и оказывается в цветущем лесу, где встречает молодого рыцаря в черном, который оплакивает смерть своей дамы. Тот факт, что его даму зовут Белоснежка[58], и пара каламбуров о титулах Джона Гонта подсказывают читателю, что рыцарь в черном – это и есть Гонт. Пространное изложение рыцарем всех перипетий любви однозначно помещает его в русло куртуазной традиции: после того как он «Путь Эротовых затей / Меж стольких жизненных путей / Избрал, познания презрев»[59], он умоляет ее о благоволении, обещает «прославлять вседневно»[60] и всюду.

Однако в реальном мире подобному несчастью наследника королевской династии могли посочувствовать лишь очень непродолжительное время: Джон Гонт должен был снова жениться, и чем скорее, тем лучше. В 1371 году он действительно женился на Констанции Кастильской, через которую мог – как оказалось в итоге, безуспешно – претендовать на трон Кастилии. Однако этот брак, по всей видимости, не принес Гонту личного счастья. В свиту Констанции отправились служить жена Чосера Филиппа и ее сестра Екатерина, жена рыцаря Хью Суинфорда. Отца Филиппы и Екатерины звали Пейн де Роэ, он был рыцарем, который прибыл в Англию из Эно вместе с королевой Филиппой Геннегау, вышедшей замуж за Эдуарда III. Екатерина стала гувернанткой детей Гонта и Бланки, и вскоре у них с Гонтом завязался роман.

В 1377 году Эдуард III умер, а за год до этого в мир иной отправился его сын, тот самый Эдуард Черный Принц. В итоге трон перешел Ричарду II, 10-летнему сыну Черного Принца. Ричарда приветствовала на троне и окрестила «настоящим Ланселотом» не кто иная, как Кристина Пизанская, речь о которой пойдет чуть позже. В некотором смысле она оказалась права: как ни странно, идеалы рыцарства при малолетнем короле не исчезли. Но дальнейшие события доказали, что Ричарду суждено стать поразительно неудачливым монархом. Между тем, приход к власти несовершеннолетнего короля – событие, никому в истории не сулившее удачи, – выдвинуло на авансцену Джона Гонта: его подозревали в том, что он претендует на трон племянника. В 1381 году вспыхнуло крупное крестьянское восстание, во время которого толпа три дня держала в страхе весь Лондон и сожгла дотла Савойский дворец Гонта.

Для Джеффри Чосера эти смутные годы оказались весьма продуктивными как с точки зрения государственной карьеры, по большей части связанной с королевскими поручениями, так и с точки зрения творчества. Он переводит «Утешение философией» Боэция, а затем приступает к произведениям, которые самым непосредственным образом противостоят изменениям представлений о куртуазной любви.

Создавая «Троила и Крессиду», Чосер черпал вдохновение в поэме Боккаччо «Филострато», а тот, в свою очередь, опирался на более ранние средневековые источники. По сюжету принц Трои Троил сражен любовью к Крессиде – да так сражен, что буквально теряет рассудок от любви – верное испытание для истинного влюбленного. Она отвечает на его чувства взаимностью, их роману способствует ее дядя Пандар. Но когда ее отец, перешедший на сторону греков, устраивает все так, чтобы Крессиду послали вслед за Троилом, она предает его любовь, соблазненная циничным греком Диомедом.

В чем Чосер идет наперекор большинству предшественников, так это в том, что изображает Крессиду настоящей женщиной из плоти и крови. Молодая вдова, вначале польщенная любовной страстью благородного героя Троила, вовсе не уверена, что хочет пожертвовать ради него своей независимостью:

Себе хозяйка я, живу в достатке,

Имею пропитанье и досуг,

Подобно вольной молодой лошадке,

Расседланной и пущенной на луг.

И никакой заносчивый супруг

Из ревности, иль опьянившись властью,

Мне шах и мат уж не объявит, к счастью[61].

Она принимает любовь Троила только при условии, что сможет сохранить «свою честь и свое имя»; Троил же сдается ее «власти». При этом честь Крессиды остается под большим вопросом: по логике повествования она не лишается чести, когда вступает в интимные отношения с Троилом вне брака, но будет обесчещена, если он предаст это огласке. И совершенно точно лишается чести, когда предает всепоглощающую любовь, которая была единственным оправданием ее поведения… Однако Чосер проявляет к опальной Крессиде необычайную симпатию.

Возможно, необычайная привлекательность Чосера для современников заключалась в том, что ему удалось сочетать индивидуальное самосознание в духе нового итальянского гуманизма со старой англо-французской рыцарской романтикой. И Чосер был не одинок. Его верный друг, поэт Джон Гауэр, еще один лондонец, которому пришлось соприкоснуться с королевскими кругами, вошел в историю благодаря трем произведениям. Самое известное из них – «Исповедь влюбленного» (Confessio Amantis), которая в некотором смысле сочетает в себе черты общепринятой христианской морали и куртуазной любви. Написанная примерно в тот же период, когда Чосер начинал создавать «Кентерберийские рассказы», «Исповедь» также представляет собой сборник сказаний, в значительной