саду, совсем рядом с Небесами, слышит приветствие своей утраченной возлюбленной. Сияющая подобно солнцу, осыпаемая дождем из белых лепестков, Беатриче появляется в колеснице, запряженной мифологическим существом, в сопровождении нескольких религиозных персонажей. Но в этот момент Данте ощущает не радость, а стыд: стыд за те годы, когда другие мысли – и другие женщины? – отвлекали его от чистого образа Беатриче. Как настоящая куртуазная дама, она строго выговаривает ему, что его отчуждение – это грех; хотя теперь, разумеется, это грех не против бога любви, а против Всевышнего. Мы вздыхаем с облегчением, когда в самом конце путешествия Данте даровано прощение и он возносится с Беатриче, чтобы парить среди звезд. Ее улыбка отражает радость Бога, ее красота переносит Данте в Эмпиреи. Но потом она отдаляется от него и занимает свое место еще выше, в «Небесной розе».

Идея о том, что целомудренная земная любовь может быть поставлена на службу чистой религиозной любви, не нова. Благодаря арабским ученым неоплатоническая мысль с ее верой в облагораживающее действие любви и красоты добралась до Южной Франции еще во времена трубадуров. Именно вывод о том, что чистая куртуазная любовь может действовать на благо религиозного рвения, сделает ее приемлемой для одного из самых честолюбивых монархов в истории – Генриха VIII.

Центральный дантовский образ Беатриче с глазами, обращенными к небу и зовущими следовать за ней наверх, производит впечатление даже на тех, кто никогда не читал Данте. Этот образ, отсылающий к Деве Марии, в дальнейшем лег в основу викторианских представлений о женщине, отвечавшей за нравственный уровень общества – неважно, желала она того или нет. Однако именно соотечественник Данте, тосканец Франческо Петрарка в дуэте с еще одной женщиной, не отвечавшей взаимностью на любовь поэта, задаст тон лирической поэзии на многие годы вперед.

Лаура Петрарки – фигура не менее призрачная и аллегорическая, чем Беатриче Данте поколением ранее. Как неодобрительно отмечают феминистские критики, она, подобно и Беатриче, тоже была мертва. Лаура могла и вовсе не существовать в реальной жизни, но написанные в ее честь сонеты Петрарки легли в основу поэзии самой Елизаветы I и стихов Томаса Уайетта, которые он посвятил ее матери, Анне Болейн.

Лаура относилась к Петрарке не так благосклонно, как Беатриче к Данте. Но Петрарка стал международной знаменитостью, на его стихи слагали музыку, а его устремленность к изучению того, что мы «могли бы найти внутри себя»[51], сыграла важную роль в формировании нового ренессансного чувства самоидентичности. Один из самых знаменитых портретов Елизаветы I вдохновлен «Триумфом целомудрия» Петрарки, в котором восхваляется древнеримская весталка, дева Тукция, доказавшая свою оспариваемую невинность тем, что пронесла по всему Риму воду из Тибра в решете. Елизавета присоединится к и без того внушительному и почетному списку тех, кто переводил произведения Петрарки.

Один из тех, кто тоже был в этом списке, – Джеффри Чосер, поднявший основополагающие вопросы романтической любви в песни Троила из поэмы «Троил и Крессида»:

Коль нет любви – то что со мной такое?

Коль есть любовь – то друг она иль враг?

И если друг, зачем она покоя

Мне не дает и мучит так и сяк?[52]

Действительно, существует заманчивая теория о том, что во время одного из своих путешествий в Италию Чосер встречался с Петраркой. Возможно, это всего лишь очередная придуманная история, не имеющая особого значения[53]. Важно то, что Чосер был тесно связан как с европейской литературной традицией, так и с английской королевской семьей. А еще он перевел на английский язык «Роман о Розе» – по крайней мере, первые 1705 строк.

Английский поэт Джеффри Чосер родился в Лондоне в семье виноторговца около 1340 года, через 10 лет после того, как молодой Эдуард III вернул себе власть после матери Изабеллы и ее любовника Мортимера. Когда Чосер был ребенком, Европу опустошила Черная смерть, выкосив примерно треть населения. Однако многие из тех, кто выжил, стали жить припеваючи в эпоху новых возможностей, открывшихся для грамотных мирян, и смелых новых взглядов, к которым у Чосера был полный доступ благодаря хорошему образованию и широкому кругу чтения.

В 1357 году в семейных записях герцогини Кларенс, одной из невесток Эдуарда III, впервые упоминается некий Гальфрид (то есть Джеффри) Чосер, явно паж, носивший пэлток – короткий плащ – и пару черно-красных бриджей. Около трех лет спустя появляется еще одна запись о том, что Чосер отправился за границу на военную службу, был ненадолго схвачен и выкуплен вместе с другими заключенными йоменами[54] либо королем, либо Джоном Гантом. Но это – лишь начало его отношений с королевской семьей.

В 1328 году Эдуард III женился на французской графине Филиппе д’Эно, которая прививала английскому двору континентальную культуру. Библиотека ее отца могла похвастаться несколькими романами об Артуре; среди книг Филиппы были песни о деяниях и рыцарские романы, и она подарила мужу серебряный кубок и кувшин, украшенные портретами достойных мужей, в том числе Артура и Ланселота. Многие из ее соотечественников последовали за ней в Англию, но единственным, кого покорил великолепный английский двор, был хронист Жан Фруассар. Именно он живописал, как Эдуард в старомодно-куртуазной внебрачной манере ухаживал за графиней Солсбери, чья мудрость, благородство и красота «так меня поразили и очаровали, что придется теперь стать Вашим верным влюбленным», а если она не ответит взаимностью, он будет все равно что мертв. Есть версия, что позднее Эдуард основал Орден Подвязки именно в честь графини Солсбери. Другая версия, согласно которой король из-за страсти взял графиню силой, вероятно, сфабрикована его врагами.

По всей видимости, Эдуард был готов необычайно потакать своим детям в романтическом смысле – более того, кажется, что он в какой-то степени проникся новым интересом к любви в браке. Говорили, что он даже написал стихотворение своему старшему сыну, Эдуарду Черному Принцу, побуждая его:

Люби же дам, люби девиц,

Служи им, почитай в словах, делах и мыслях.

Ибо найдется вряд ли муж достойный,

Что не любил и не влюблен сейчас.

На удивление Черный Принц действительно женился по любви на красивой молодой вдове Джоанне Кентской – в конечном счете его родители приняли этот брак, хотя в случае ранней смерти принца она тоже не взошла бы на трон. Еще одна популярная легенда гласит, что Эдуард III позволил своей любимой старшей дочери Изабелле отменить договорной брак в тот момент, когда корабль, готовый увезти ее за границу, уже собирался отчалить от берега. Впрочем, возможно, в этом случае романтический флер придавался политическому решению: предложенный Изабелле брак вдруг стал для Эдуарда менее