Шрифт:
Закладка:
–Это мои деньги!– все так же решительно произнес Степан.– Это я их заработал!
–Да кто же в том сомневается?– Остап быстро пришел в себя и решил сменить тактику.– Конечно ты. Конечно, это твои деньги. Но все равно лучше их сохранить в надежном месте. А то мало ли? Вдруг по молодости лет ты начнешь ими хвастать? Начнутся разговоры и пересуды, а где пересуды, там и всякие подозрения. А для чего нам подозрения? Мы и без того люди меченые. Так пускай до поры до времени они полежат в надежном месте, денежки-то. Уж я найду для них надежное место! Ну, так отдай их мне!
И Остап протянул к сыну руку.
–Я их сам спрячу,– сказал Степан.– И ничуть не хуже, чем ты. Это мои деньги. А у тебя – свои. Они ведь тебе тоже заплатили, твои гости?
–Не твое это дело!– насупился Остап.
–Ну и не твое – касательно моих денег!– отрезал Степан.
–Ну ладно, ладно!– Остап пошел на попятную.– Не мое так не мое… Это я так. Это просто такой между нами разговор. Неужто мы станем ссориться из-за денег?
Остап прожил жизнь, он был по-своему мудрым человеком, и он понимал, что и впрямь ссоры в доме сейчас ни к чему. Не то было сейчас время, чтобы ссориться. Вот когда из дома уберутся гости, тогда Остап, конечно, вернется к разговору о сыновних деньгах. Обязательно вернется. Потому что он, Остап, прав: не те это деньги, чтобы показывать их кому бы то ни было. Это такие деньги, которые должны храниться в потаенном месте и дожидаться своего часа.
И все же злая кошка царапала сейчас душу Остапа. Вот ведь – разругался он сейчас с младшим сыном, которому до этого всецело доверял и на которого возлагал свои стариковские надежды. Разругался из-за денег, а это самая нехорошая, самая страшная и губительная причина. Деньги разделяют людей, деньги делают людей врагами, и не важно, кем эти люди приходятся друг другу. Пускай даже отцом и сыном – без разницы. И вот, похоже, сегодня деньги разделили Остапа и его младшего сына Степана. На которого он возлагал свои стариковские надежды…
Участковым в поселке Каменка и в том его углу, который неофициально именовался Бандеровским поселком, был младший лейтенант милиции Саня Киняйкин. Именно Саня, а не Александр – так его все и называли, даже его собственное начальство. Да и как еще называть двадцатидвухлетнего парня, работавшего в милиции чуть больше года? Кроме того, Саней участкового называли за легкость характера, добродушный вид и какое-то особенное, обычно милиционерам не присущее отношение к людям. Просто-таки разудалый деревенский гармонист, а не участковый инспектор!
Впервые Саня Киняйкин услышал о таинственных гостях, прибывших к Остапу Луцику, в поселковом магазине. Участковый частенько заходил в этот магазин, но не для покупок, а чтобы пообщаться с народом и послушать всякие поселковые новости. Саня как-никак был участковым и потому обязан был держаться в фарватере всех поселковых пересудов и слухов. А вдруг в этих пересудах проскользнет что-нибудь этакое, что Саню заинтересует как представителя власти?
Поселковый магазин, надо сказать, являлся в Каменке своего рода клубом, стихийной митинговой площадкой, агитационным пунктом – словом, местом, где так или иначе собиралось все поселковое население. В этом присутствовал свой резон, так как иных мест широкого общественного пользования в поселке не было: ни школы, ни дома культуры, ни стадиона – и ничего похожего на них. Все это предполагалось лишь в отдаленных проектах, а пока – был поселковый магазин, носивший название «Ягодка».
Именно в «Ягодке» Саня Киняйкин и услышал о гостях, прибывших к Остапу Луцику. Разговаривали поселковые тетки, знавшие, как оно обычно и бывает, все поселковые новости: какой парень с какой девкой гуляет по вечерам, с какими намерениями они гуляют, какая жена с каким мужем вчера поругалась и из-за чего именно поругалась, у кого отелилась корова, а у кого хорек ночью передушил всех кур, какая ожидается погода, скоро ли спадет талая вода и просохнут дороги, кто вчера в поселке гнал самогон и кто будет гнать его завтра – да мало ли найдется тем для серьезных, обстоятельных разговоров? В числе прочего подробно говорилось и о новых людях, появившихся в поселке: кто они такие, к кому приехали, для чего приехали…
–А вы слышали?– говорила одна тетка всем другим теткам.– К Остапу Луцику вчера явились гости!
–Это к какому Остапу?– спрашивала другая тетка.– К бандеровцу, что ли?
–К нему! Другого-то Остапа Луцика в поселке не водится!
–Да что ты такое говоришь? Это к нему-то? Да он и на порог-то никого не пускает! Даже «здравствуйте» никому не скажет! Зверь зверем! А тут – гости… Не может такого быть!
–Точно – гости! Приехали! Целых четыре человека! Двое, значит, постарше, вроде как ровесники Остапа, а еще двое – совсем молодые.
–Ну да? И кто такие?
–Говорят, что родственники. То ли самого Остапа, то ли его жены. Она-то, Оксана, тоже ведь из тех краев. С Украины. Вот, значит, приехали… А Остап-то на радости закатил гулянку, пригласил на нее соседей! До самой ночи сидели и пели песни! Да не наши песни, не здешние, а другие, украинские. Хорошие такие песни…
–Так ты говоришь, позвал соседей? Ну надо же! Это Остап-то! Да у него никаких гостей отродясь не бывало! И сам он ни к кому в гости не ходит! Ну просто чудо неслыханное!
–Позвал, позвал! Целых десять человек, а то, может, и больше!
–А кого позвал-то?
–Да кого? Понятно кого. Таких же, как он сам. То есть бандеровцев. Стариков… И притом – сплошь мужиков, а вот их жен, у кого они есть, не позвал. И почему оно так – не знаю… Уж если звать, так всех. А тут – одни старики. Непонятно…
–Ну а что ты, кума, хочешь? Такой уж у них обычай, бандеровский. За столом – одни мужчины. А женщины где-нибудь в закутке сидят. Прямо как какие-нибудь цыгане! У них, у цыган, тоже так.
–Да ты-то откуда знаешь про обычаи?
–А знаю! Видела! И слышала! Рассказывали добрые люди!..
–А главное-то – гуляли эти гости сегодня по поселку и по окрестностям! Сама видела. Водил их младший сын Степан. Все рассказывал и показывал. Прямо как на экскурсии.
–Да что у нас показывать и о чем рассказывать? Какие такие у нас тут красоты?
–Ну, что есть, то и показывал. Им, должно быть, все интересно. У них там, на Украине, ничего такого и нет. Ни терриконов, ни копров… Ничего такого, говорю, там не увидишь.
–Это так. На свежий-то глаз и террикон красотой покажется.
И так далее, и так далее. Пересудам не было конца, и не было никакой подоплеки в этих пересудах, и не было в них никакой зависти, никаких подозрений, никакой злости. Даже слово «бандеровец» поселковые тетки произносили без всякой двусмысленности, а просто – как сказалось, так и сказалось. Не помнит русский человек зла, не держится долго зло в его душе.
Саня Киняйкин присутствовал при этом разговоре и все слышал. Слышать-то он слышал, но не придал этому разговору особого значения, не задумался и не насторожился. А надо бы, вот ведь какое дело! Потому что много чего интересного и непонятного было в теткиных пересудах об Остапе Луцике и его неожиданных гостях.
