— Зря ты тогда так… — неожиданно пробормотал он и стремглав бросился к открывающимся дверям вагона.

Я осталась стоять в полном недоумении. Кто это был? Судя по всему, мужчина в военной форме всерьез любит Альбину, а она его. Я же видела этот взгляд, полный любви. Но тогда почему она когда-то поступила «так»? Как «так»? Получается, она променяла этого бравого офицера на пьющего Вадима? Но почему?

Нет, мне обязательно надо как можно больше узнать о прошлом Альбины. Во-первых, интересно, а во-вторых, чтобы понимать, о ком и о чем идет речь. Решено, прямо сейчас приду домой и усядусь просматривать семейные фотоальбомы!

Многие люди спрыгивали прямо с платформы и шли через пути к жилому массиву. Но я со своим весом побоялась прыгать с такой высоты, и пошла по виадуку. То и дело попадались яркие цветные железные щиты, прикрепленные к перилам виадука: человек перебегает пути, а поезд совсем рядом, и красноречивая надпись: «Сэкономишь минуту — потеряешь жизнь!».

Почему в мое время нигде не висят такие предупредительные знаки?

Войдя в квартиру, я с порога услышала какую-то ругань из зала. Ну конечно, выходной день, все дома.

— Сидишь дома целыми днями, киснешь! — выговаривал Вадим Ритке, которая сидела с ногами на диване и плакала. Рядом валялась книжка.

— Я не поняла, — сказала я, увидев эту картину, — по-твоему, восьмилетний ребенок должен бежать куда-то из дома? И что делать на улице, вокруг дома бегать?

Вадим застыл посреди зала, глядя на меня так, как будто впервые увидел. Хотя, может, он и правда никогда не видел свою жену с прической и макияжем. Мне на мгновение показалось, что у него глаза, как у кошки — с вытянутыми зрачками. Я помотала головой, прогоняя видение.

— Пусть идет во двор и бегает, — неуверенно пробормотал он, — чего дома сидеть?

— Она не мартышка, чтобы бесцельно бегать, — возразила я уверенно. — Ты взрослый человек, работаешь, деньги зарабатываешь. Так возьми и свози ее куда-нибудь — в театр, в кино, в цирк, на выставку. Да полно интересных мест, где маленький человек может провести время с пользой для себя. В конце концов, возьми свой грузовик и отвези ее к морю, красивые места покажи.

Ритка перестала плакать и лишь испуганно переводила взгляд с отца на меня и обратно.

— Я вот, к примеру, во вторник поведу ее в музыкальную школу и узнаю насчет поступления, — продолжала я в полной тишине, — потому что я знаю — ребенком надо заниматься. Он сам еще ничего не знает и не может. И выговаривать ей, что она дома сидит, киснет — несправедливо.

Я подмигнула Ритке:

— Рита, а ты скажи — вот я вырасту, начну зарабатывать, тогда и не буду дома сидеть. Буду в отпуск ездить — хоть в Европу, хоть в Америку!

Тут я наткнулась на ошеломленный взгляд Вадима и поняла, что сморозила глупость. Сейчас же советское время, можно по путевке съездить лишь в страны социалистического лагеря, да и то не во все. И не каждому это под силу. А когда Ритка вырастет… Если она 1974 года рождения, значит, вся ее юность придется на страшные девяностые и начало двухтысячных. А тогда особо не было возможностей по миру покататься. Эх!

Я махнула рукой и отправилась мыть руки и завтракать. Однако, что ни говори, а на любого абьюзера найдется свой абьюзер. Вон как Вадим заткнулся, получив отпор.

После завтрака я вернулась в зал. Ритка сидела уже не на диване, а в кресле со своей книжкой. На диване, перед допотопным телевизором, лежал Вадим, хмурый и недовольный.

— К нам сегодня придет кто-нибудь в гости? — он потянулся к газете с программой телевидения.

— Надеюсь, что нет, — ответила я.

Да, немного же у людей развлечений! Посмотреть черно-белый телевизор, по которому ничего интересного не показывают, да гостей принять.

— Где у нас фотоальбом? — спросила я у домочадцев. — Забыла, куда его положила в прошлый раз.

— Какой альбом? — удивленно покосился на меня Вадим.

— С фотографиями семейными. Хочу пересмотреть.

Теперь он даже привстал на диване и смотрел на меня, как на дуру.

— Что, крыша поехала, как у мамы твоей?

— Не трогай мою маму, понял?

Неужели этот дом настолько дремуч, что даже элементарных фотографий нет? Вот уж не думала.

— У дедушки есть фотографии, — сказала вдруг Ритка, — только они не в альбоме, а в пакетик целлофановый завернуты.

Очень интересно! У такой большой семьи всего лишь горстка фотографий, завернутых в какой-то пакетик?

Дед читал газету, лежа на кровати, когда я вошла.

— Фотографии? — переспросил он и посмотрел на меня как-то странно. Я бы даже сказала, обеспокоенно. — Мне их искать надо. Давай я потом найду.

Я огляделась. Комната совсем небольшая, метров двенадцать, ну четырнадцать. Из мебели только кровать, шкаф, да тумбочка, помнящая восстание Спартака. Я еще в первый вечер приняла ее за стол. А, и еще один стол, за которым дед выпивает по вечерам. Где тут долго искать?

— Давай-ка я тебе помогу найти, — решительно сказала я, — где посмотреть, в шкафу или в тумбочке?

— Да на кой-они тебе сдались? — дед с неожиданным раздражением отбросил газету. — Сказал же, потом найду!

— Потом — суп с котом, — возразила я, — потом гости придут, времени не будет.

Кряхтя и поминутно отпуская нецензурные словечки, дед полез в тумбочку и извлек оттуда видавший виды пакетик. Причем, как ни странно, сразу.

— На, смотри.

Я уселась на стул и положила фотографии перед собой на столе. Все снимки были черно-белые, ни единой цветной. Любительских очень мало, в основном, сделанные в фотоателье по великим праздникам.

С первой потрепанной фотографии строго взирала молодая девушка в белом беретике и темном платье. Я прочитала на обороте: «2 сентября 1945 года, в день Победы над Японией». Значит, это мама Альбины. Интересно, она как-то участвовала в войне?

— А есть какие-нибудь ордена, медали? — решилась я поинтересоваться.

— Были, — вздохнул дед, — только Володька еще в детстве проиграл их. Осталось всего несколько штук.

Он достал из тумбочки пластмассовый футляр из-под бритвы. Там лежал один орден — Великой Отечественной войны, да несколько медалей. Одна из них с надписью «За Победу над Японией». И