– В самом деле?

Моей искрометной шутке понадобилась почти минута, чтобы подняться на лифте до пустого чердака, в котором у него должен был находиться мозг.

– Вы что, издеваетесь?

– Вы слишком большой, чтобы я над вами издевался. Готов поспорить, что с вами никто не предпринимал подобных попыток класса с третьего.

– Ее нет дома.

– Вы ее муж?

– Я ее друг.

Уверен, я и на это нашел бы что ответить, но тут из-за моего левого плеча раздался женский голос. Женщина шла к нам со стороны заднего двора.

– Я тысячу раз говорила тебе, Реувен, что ты мне хороший друг, но ты не мой друг.

Он моментально съежился, как будто его на два месяца забыли в стиральной машине.

– Это одно и то же.

– Это совсем не одно и то же, но сейчас это неважно. Не смей пугать моих гостей.

– Он слишком задается.

Он произнес это с такой злобой, что мне пришлось навеки проститься с мечтой быть приглашенным к нему на день рождения. Я повернулся к ней с самым приветливым выражением лица, но она была слишком занята укрощением своего строптивого стража, не забывая каждый раз обращаться к нему по имени, как делают опытные воспитательницы детских садов, когда хотят быть уверенными в том, что ребенок их слышит.

– Возможно, ты прав, Реувен, но это я его сюда пригласила, поэтому тебе следует извиниться.

– Он обзывался. И ему нечего здесь делать.

– Реувен, нам с господином Ширманом надо кое-что обсудить. Уверена, у тебя есть дела дома.

– Я должен починить тебе забор.

– Это подождет. Мы увидимся позже, Реувен. Хорошо?

– Я потом приду.

Он кинул на меня еще один злобный взгляд и неохотно поплелся назад, изредка оборачиваясь, – вдруг хозяйка подаст знак вернуться.

– Прошу меня извинить. Опека Реувена бывает чрезмерной.

– Все в порядке. Я действительно склонен задаваться.

В том, как она произнесла слово «чрезмерной», я уловил легкий британский акцент. Она была очень худая, почти тощая, – большинство людей видят в такой субтильности признак духовной утонченности или артистизма. Впрочем, ее худоба не производила впечатления болезненности – она больше напоминала мускулистую подтянутость марафонца. Аталия опустила на землю пакет с яблоками и пожала мне руку. Ее рукопожатие было на удивление сильным, а ладонь – не меньше моей. Насколько я помнил из газетных вырезок, ей было примерно столько же, сколько и мне, и она не пыталась скрыть свой возраст. В ее волосах среди каштановых прядей пробивалась седина, а морщинки вокруг рта обещали скоро превратиться в горькие складки. Сломанный когда-то нос делал ее умное, чуть узковатое лицо слегка ассиметричным. На ней была холщовая рубашка и юбка миди цвета терракоты, придававшие ей сходство с белой женщиной начала прошлого века на сафари в африканской саванне.

Она придержала дверь, пропуская меня в дом, и золотистый ретривер воспользовался этой возможностью, чтобы радостным ураганом лап и ушей ворваться внутрь. В доме царила прохлада – спасибо кондиционеру. Аталия отдернула оконные шторы, и стала видна плетеная мебель с подушками цвета морской волны.

– По телефону вы сказали, что расследуете дело о пропавшей девочке.

– Да.

– Которой из них?

– Яары Гусман. Она пропала два года назад при обстоятельствах, очень напоминающих исчезновение вашей дочери.

Она села и разгладила юбку руками. Она источала сексапильность, не заметить которую было невозможно, да я, честно говоря, и не пытался.

– Вы давно над этим работаете?

– Я только начал.

– Как становятся частными детективами?

– Ну, насмотришься кино…

– По вам не скажешь, что на вас может так повлиять кино.

– Когда-то я был полицейским.

– Почему были?

– Похоже, у меня не очень получается работать в рамках строгих правил.

– Вы женаты?

– Был.

– И что случилось?

Это прозвучало немного бестактно, зато честно. Многие люди испытывают потребность задать вопрос тому, кто их допрашивает, чтобы беседа шла на равных.

– Мы познакомились на свадьбе у общих друзей, и нам так понравился этот праздник, что через три недели мы поженились. Когда мы стали жить вместе, она обнаружила, что по работе я иногда исчезаю на несколько дней, а ящики моего стола всегда заперты.

– Она от вас ушла?

– Однажды, когда я вернулся домой после двухнедельной командировки, ее там не было. Кстати, я еще не поблагодарил вас за то, что вы спасли меня от своего друга.

– Он не причинил бы вам вреда. Он просто за меня волнуется.

– Как его зовут?

– Хаим. Реувен Хаим.

– Крупный парень.

– Да и вы не мелкий.

– Это комплимент?

Она улыбнулась:

– Я еще не решила.

То, что между нами проскочила искра, было видно невооруженным глазом.

– В ряде случаев размер имеет значение.

– Это самореклама?

– Ну, сам себя не похвалишь… Вас всегда звали Аталия?

– Нет. Я Этель. Родилась в Южной Африке. Хотите чаю со льдом?

Я хотел, еще как! Она грациозно поднялась и ушла на кухню, оставив открытой дверь. На обеденном столе стояла белая пластиковая корзина с выстиранным бельем. Не отворачиваясь, она сняла юбку и рубашку, аккуратно сложила и надела футболку и шорты. У нее была восхитительная фигура. Маленькая твердая грудь, стройные бедра, длинные ноги. Я со своего места ухитрился даже разглядеть темный треугольник лобка. Переодевшись, она достала из холодильника кувшин холодного чая с лимоном и два высоких стакана с кубиками льда. Я стоически подавил желание взять один кубик и сунуть его себе за воротник.

– Вы смотрели?

– Конечно.

– Почему же не пришли на кухню?

У меня между ног случилась непроизвольная судорога, против которой я был бессилен. Мы в едином порыве бросились друг к другу, едва не повалив и кувшин, и стаканы, и столик. Холостяки за сорок теряют навыки ухаживания, зато экономят на большей части букетно-конфетного периода.

– Будь осторожен, – пробормотала она куда-то мне в шею, – у меня давно не было.

Мои руки скользнули ей под футболку и ощутили гладкую кожу спины.

– У меня тоже, – ответил я.

Она откинула голову назад и посмотрела мне в глаза. Потом положила руку мне на ширинку и, не расстегивая джинсов, принялась меня ласкать.

– Осторожен, – повторила она, – но не слишком.

Так мы простояли несколько минут, а потом она взяла меня за руку и повела за собой.

Порядка у нее в спальне было больше, чем в моей, но, за исключением этой детали, их можно было бы поменять местами, и никто ничего не заметил бы. Все одиночки в конце концов останавливаются на идентичном дизайне: телевизор напротив кровати, большое количество подушек, создающих ощущение объятий, и мощный светильник на стене, позволяющий читать, когда не думаешь, что доставишь кому-то