Вода наконец соизволила закипеть. Мы сели за стол друг напротив друга. От чашек с горячим чаем поднимался пар. Я изложил ему всю историю. То, что для него представлялось как дело об исчезновении одного ребенка, вскоре превратилось в расследование серии похищений и убийств, и убийца так и не был пойман. Когда я договорил, Мубарак задумчиво молчал еще несколько минут. Я его не торопил.

– Это было ужасное дело, – сказал он наконец. – О нем много писали в газетах. На меня давили, требовали результатов, но уцепиться мне было не за что. На детской горке во дворе рядом с домом мы обнаружили кровь, но ее было слишком мало, чтобы с уверенностью утверждать, что произошло убийство. Больше мы не нашли ничего. Девочка Дафна исчезла, как сквозь землю провалилась. С другой стороны, в то время мысль о похищении мне даже в голову не пришла. Я думал, что ее убили и закопали в каком-нибудь дворе.

– Почему ты не думал о похищении?

– Ее мать была небогата. Недавняя репатриантка из Южной Африки. Родственников в Израиле нет. Купила дом в ипотеку с господдержкой. Жила на зарплату. Кроме того, не было требования выкупа, ни по почте, ни по телефону.

– А что, если это был какой-нибудь психопат?

– Я работал в этом направлении. Но был один элемент, который не укладывался в эту схему.

– Какой?

– Они жили в мошаве Гинатон. Это маленькое поселение с единственной подъездной дорогой. В то утро трое рабочих прокладывали там канализацию. По их словам, в мошав никто не въезжал.

– Может быть, он приехал до того, как они пришли?

– Все может быть. Но это маловероятно. Они работали с половины седьмого утра. Если бы поблизости крутился чужак, на него сразу обратили бы внимание. Мошав – это совсем небольшая деревня. В таких любой незнакомец на виду.

– Мошав окружен полями?

– Да. Но в августе на легковушке через них не проехать. И я с трудом представляю себе, чтобы кто-то мог донести девочку на руках до Лода и остаться незамеченным.

– Иначе говоря, ты предположил, что это сделал кто-то из жителей мошава?

– Это было бы самое правдоподобное объяснение, но я не нашел среди них ни одного человека, который в прошлом был бы замешан в преступлениях на сексуальной почве. Я допросил почти всех мужчин мошава, и каждый был искренне обеспокоен за собственных детей.

– А что насчет матери?

– В смысле?

– Ну, знаешь, как бывает. Одинокая женщина, денежные проблемы… Дочь в том возрасте, когда дети начинают изводить родителей. Может, это она ее убила?

Он задумался над ответом, но, когда заговорил, в его тоне звучала категоричность:

– Это не она. Теоретически такое возможно. Но видел бы ты ее! Она была сломлена горем, с ума сходила от боли и тревоги. Я в какой-то момент даже хотел направить ее в больницу.

Мы с минуту помолчали, а потом, как сговорившись, дружно подняли чашки и допили их содержимое. Мубараку я верил. Следователю на месте происшествия всегда виднее, чем всяким умникам, читающим задним числом бумажки. Как любой детектив, он знал, что в большинстве случаев убийцу следует искать в ближайшем окружении жертвы. Если он вычеркнул мать из списка подозреваемых, скорее всего, он прав. Что не отменяло необходимости с ней побеседовать.

– Ты помнишь, как ее зовут?

– Да. Аталия. Аталия Айзнер.

8

Понедельник, 6 августа 2001, день

На крыльце лежал золотистый ретривер. Судя по его виду, он раздумывал, стоит ли в такую жару продолжать дышать или от этой затеи лучше отказаться. Я нажал на кнопку, и внутри раздался электронный перезвон церковных колоколов. Во дворе, слева от меня, стояла свежевыкрашенная детская металлическая горка красного цвета, за ней протянулась ржавая проволока для сушки белья, на которой ничего не висело. Бабочка с коричневыми крылышками села на спинку шезлонга, стоявшего на веранде, и замерла, словно задумавшись, чем бы заполнить остаток своего краткого существования. Никакой реакции на мой звонок не последовало.

Мошав Гинатон отделяет от восточных кварталов Лода один километр высохшей сельскохозяйственной земли, которая с обидой ждет, когда дадут разрешение ее застроить. По другую сторону пейзаж украшен бензозаправкой и рекламными щитами ядовито-желтого цвета, сообщающими о распродаже моющих средств. Обитатели мошава – обычная смесь земледельцев, лишенных всяких иллюзий, и бывших горожан, переехавших сюда в погоне за иллюзиями, – живут в вытянувшихся в одну линию белых одноэтажных домиках, которые с годами обросли, как пиявками, серыми бетонными пристройками и сараями. Во дворах припаркованы машины – устрашающего вида конструкции, способные передвигаться по бездорожью. К двери дома, на пороге которого я стоял, была прибита табличка с надписью черным фломастером: «Аталия и Дафна Айзнер». Интересно, подумал я, почему за прошедшие двенадцать лет она не сменила табличку.

Справа от двери располагалось доходившее почти до земли зарешеченное окно. Я попытался заглянуть в него, но ничего, кроме неясных очертаний мебели, не увидел.

– Вот что происходит, когда я договариваюсь о встрече, – посетовал я, обращаясь к золотистому ретриверу. – А представляешь, что бывает, если я прихожу без предупреждения?

Он обдумал мои слова и два раза чихнул. Я потрепал его по голове, спустился со ступеней на тропинку, огибающую дом, и уже собрался проследовать по ней, как вдруг у меня за спиной раздался голос:

– Что вы здесь делаете?

Я обернулся и увидел плечи.

Мой рост – метр восемьдесят два. В сборную по баскетболу меня с такими данными, может, и не взяли бы, но я привык, глядя собеседнику в лицо, видеть его брови. Плечи, в данный момент маячившие передо мной, были на какой-нибудь сантиметр шире бильярдного стола, а то, что возвышалось над ними, заставило меня вмиг пожалеть о нехватке у меня хороших манер. На вид их обладателю было лет сорок, весил он килограммов сто двадцать, а на руках можно было вытатуировать полный текст Декларации независимости. Он был одет в рабочие штаны и майку, в анамнезе которой значился белый цвет, а на башмаки налипло столько грязи, что с трудом просматривались шнурки. Над всей этой громадой высилось лицо без малейших признаков какого-либо выражения, с которого на меня подозрительно глядели маленькие черные глазки – точь-в-точь как у шершня.

– У меня встреча с Аталией Айзнер.

– Она мне ничего не сказала.

– Я звонил всего полчаса назад. Может, она просто не успела.

– К ней не часто ходят гости.

Он произнес это с явным удовлетворением, и я попытался прикинуться не гостем.

– Вы случайно не знаете, где она?

– Где-то здесь.

– Где здесь?

– Вы