узоры. Она знала, если лепёшки не наколоть, они станут вздуваться и пропекутся где лучше, где хуже. А чтобы лепёшки были красивые, надо и узор на них нанести красивый.

Дети уже собрались на топчане, ожидая, когда испечётся хлеб. Нет ничего ароматнее и вкуснее горячих, прямо из печи лепёшек и чуреков.

Перед тем как вынимать лепёшки из печи, мама побрызгала на них водой из кумгана, и получились они такие блестящие, такие румяные — можно было в них, как в зеркало, смотреться.

Акнабад отнесла домой репеде и кумган, расстелила на краю топчана тканную из шерсти скатерть. Мама уложила на скатерть лепёшки и чуреки и обмела с них золу и кусочки глины.

И вот он желанный миг! Мама разломила лепёшку на куски, и каждый получил свою долю.

Тут и наступила тишина над арыком, ведь рты у всех были заняты.

ИСТОРИЯ С ТЕЛЁНКОМ

Акнабад как старшая получила свою лепёшку последней.

— Мама! Я пойду телёнка посмотрю. Он такой у нас неспокойный.

— Посмотри, Акнабад. Всё ты у меня помнишь! — похвалила мама дочку.

— Я с тобой! — попросился Анкар.

— Пошли, — согласилась Акнабад.

Телёнка на месте не оказалось.

— От оводов сбежал! И кол с собой утащил! — всплеснула руками Акнабад.

— Мы его по следам будем искать? — спросил Анкар.

— По следам. Вон, видишь, дорожка от железного кола? Как бы телёнок на колхозное поле не забрался. Они прибавили шагу.

Вдруг Анкар бросился в сторону, чуть не сшиб с ног сестру.

— Ты что?

— Змея!

— Где змея?

— Под кустом.

Акнабад засмеялась.

— Какая же это змея? Это змеиная шкурка. Змея здесь шкуру поменяла.

— Всё равно пойдём отсюда! — И тут глаза у него стали круглые от страха. — Кто это трещит? Ты слышишь?

Стрекот раздавался сверху, со сторого тутовника.

— Это джизланы. Они как кузнечики, но живут на тутовнике. Ягоды едят. Как ягоды кончатся, так и джизланы исчезнут. Видишь, какие широкие листья у тутовника? Этот сорт называется «шатут», шах среди тутовников. У него ягоды как мёд.

Они пошли дальше, но чтобы чувствовать себя увереннее, Анкар взял сестру за руку. Солнце светило ярко, тени становились короче, и скоро испуг забылся.

Анкар повертел головой: чем-то вкусно пахло. Он освободил руку из ладони Акнабад, нагнулся, сорвал зелёный листок.

— Понюхай, как пахнет! Это мята. Бабушка её в чай кладёт. Она сама говорила, у неё от мяты в душе широко становится. Давай нарвём.

— Потом, Анкар! Ты место запомни. Видишь, овода кружат. Телёнок от них, как сумасшедший, — теперь носится. Залезет в камыши, утонет ещё.

Дети побежали к арыку.

Они уже издали увидели, как камыши шевелятся сами собой, без ветра.

— Кто здесь? — закричал Анкар и кинул в заросли камушек.

— Смотри, верёвка! — увидала Акнабад. Она бросилась к арыку. — Вай! Телёнок над водой висит Мама!

Но мама была далеко.

— Давай тянуть телёнка! — предложил Анкар.

Они подёргали за верёвку, телёнок был тяжёлый, а железный кол так крепко застрял между корнями тутовника, что его даже раскачать не удалось.

— Анкар, ты стой здесь! Я за папой сбегаю!

И Акнабад, не дожидаясь согласия братишки, побежала к хлопковому полю.

Верёвку и отцу не удалось распутать. Тогда он разрубил её лопатой.

Спасённый телёнок кувыркнулся в арык. Он тотчас выбрался из воды, Акнабад подхватила конец верёвки, и они все вместе пошли домой. Солнце уже поднялось в зенит.

ОТЕЦ ОБЕДАЕТ

Отец помылся и пошёл в комнату для отдыха. Акнабад подала ему подушку, расстелила на ковре дастархан. Дастархан — это скатерть, заменяющая туркменам стол.

— Папа, обед подавать или сначала принести чай?

— Неси чай. От чая усталость скорее проходит, — сказал отец. — Сегодня воды в арыке много, несколько раз плотину размывало. Пришлось потрудиться.

Акнабад принесла чайник и пиалу.

Пока отец пил чай, девочка помыла помидоры и зелень, уложила всё на блюдо. Пошла на кухню. Мама налила в глубокую миску чорбу — суп из баранины. Акнабад отнесла отцу сначала лепёшку и блюдо с зеленью, потом чорбу.

Сама села в сторонке. Подперев кулачками подбородок, смотрела, как вкусно, с аппетитом ест отец. Когда миска опустела, быстро поднялась и подала отцу картошку с бараниной.

— Папа, дыню принести? Я две сорвала и в воду положила, чтоб они охладились.

— Молодец! Обо всём ты у нас помнишь, всё успеваешь! — похвалил отец. — Неси дыню, попробуем, каков новый урожай.

Дыня была большая, но в отцовских руках она лежала удобно, надёжно. Отец резал дыню на дольки по линиям на ней. Эти линии были похожи на меридианы на глобусе. Акнабад любила ловкие большие руки отца. Эти руки всё умеют. Девочка украдкой поглядела на свои. Им ещё столько нужно учиться, чтобы стали они такими же умными, как отцовские.

КОВЕР

После обеда дети, сморённые жарой, заснули. Акнабад пошла в прохладную комнату почитать книжку. Она читала "Джапбаков» — историю четырёх неунывающих братьев.

Окна в комнате были завешены от солнца. Акнабад отодвинула край занавески, и тотчас ковёр, висевший на противоположной стене, заиграл красными своими красками, отливая, как хвост красавца фазана. Этот ковёр соткала бабушка Акнабад. Ковру было много лет, но красота его оставалась прежней. Мама рассказывала, что их ковёр брали на многие выставки. Его везли на самолётах и на кораблях, чтобы люди в разных странах могли любоваться красотой туркменского ковра.

Акнабад подошла к ковру, провела по нему рукой. Гёли — так называются по-туркменски узоры на ковре — горели, как угли в костре.

Акнабад тоже ткала ковёр, помогала маме. И он тоже хороший получался. Хороший, да не такой, как у бабушки.

Акнабад открыла книгу, но прочитала всего одну главу. Опять принялась разглядывать бабушкин ковёр. Ведь и бабушка, наверное, не сразу соткала такое чудо?

Акнабад, отложив книгу, побежала на веранду, где на раме был натянут их ковёр. Мама уже сидела за работой.

— Помощница моя пришла.

— Мама, — сказала Акнабад, — давай поскорее закончим наш ковёр и попробуем соткать такой же, как бабушкин.

Мама засмеялась и потом сказала серьёзно:

— Главное, доченька, иметь охоту. Есть охота, значит, и терпение будет. Будет терпение — откроются тебе все тайны ковровщицы.

ВЕЧЕР

Красное круглое солнце запуталось в ветвях тутовника. Поднимая пыль, прошло стадо коров.

Акнабад встретила свою Рыжую, загнала во двор.

Перед ночным покоем в посёлке стоял шум и гомон. Мычали коровы, бились о подойники струи молока. Собаки лаяли,’ ослы кричали. Дети, как ласточки, носились по улице.

Солнце зашло уже. Темнело быстро. Зажглись в домах огни. Умолкли детские голоса. Анкар и Зиба поужинали и легли