Шрифт:
Закладка:
Попробуем в свете изложенного выше дать толкование следующей частушке:
Ах ты, шуба, моя шуба — Рукава коротки. Не бери меня за титьки — Я боюсь щекотки. (Волков 1999/I: I № 2253)Свидетельствует ли здесь о целомудренности повышенная чувствительность к щекотке героини частушки?
Вряд ли можно определенно ответить на этот вопрос. Ведь прикосновение к эрогенным зонам — а грудь является таковой — одновременно возбуждает половое желание, и в подобном случае не исключено, что боязнь щекотки оборачивается на поверку просто завуалированным признанием в легкой половой возбудимости.
Видимо, «боится щекотки» и героиня следующей частушки:
Варю под гору совали — Варя упиралася. За пизду когда схватили — Варя засмеялася. (Там же: No 1100){25}Данный смех уже явно сексуального свойства, его еще называют «постельным смехом»{26}.
Как правило, женщины больше боятся щекотки, чем мужчины. Отметим также, что тот, кого щекочут, играет в этом процессе женскую роль, а нападающий — мужскую.
Еще о щекотке:
Дядя мастер был Щекотать девчат! У пятерых из них Животы торчат. (Там же: II № 880)Здесь конечным результатом щекотки явились беременности, хотя, возможно, им предшествовал и смех.
В следующем тексте под щекоткой предполагается сам половой акт:
Вдовой Семеновна Стала лишь вчера, А пизда чешется — Пощекотать пора! (Там же: № 579)В подобных образах щекотания-совокупления вульва женщины выступает в виде объекта щекотки, а мужской половой член — субъекта. Отсюда названия последнего: «щекотун», «щекотгиъник» (Русский мат 1994: 58). Аналогичного рода идею, только уже через связь со смехом, отражает именование маленького пениса словом «хохотунчик» (Русский мат 1996: 273).
Обратим также внимание на следующее обстоятельство. И половая возбудимость, и щекотливость в значительной мере обуславливаются чувствительностью кожи, а она у современного человека стала более тонкой и менее волосистой, чем у его первобытных предков.
Характерно, что половое желание нередко изображается в фольклоре словами «чешется» (см. выше), «свербится»{27}. При ощущениях подобного характера (откуда бы они ни исходили) на лице человека иногда возникает мимическое выражение, очень похожее на улыбку. Если же ему начинают чесать зудящее место, то у него действительно появляется блаженная улыбка. Эта улыбка может сопровождаться легким стоном или опять же звуками «го-го-го». Иначе говоря, от таких действий человек испытывает удовольствие. В «заветной» сказке «Чесалка» работник «чешет» поповну своей «чесалкой» (пенисом): «Легла попова дочка, он начал ее чесать (насквозь пизду), да и промахнул ее как следует. Встала поповна и говорит: “Какая славная чесалка!”»{28} (Афанасьев 1997: 120). Гавелок Эллис находит сходными ощущения при почесывании, облегчающем зуд, и при оргазме (см.: Ellis 1936/II: I 15){29}.
Примеров, где о коитусе говорится как о радости и наслаждении, великое множество и в фольклоре, и в литературе{30}. Однако и смех тоже часто расценивается как удовольствие. Все люди любят посмеяться. На это указывает Л. В. Карасев: «Смех рождает приятное ощущение, и оттого мы с неохотой расстаемся с ним, держа его “на привязи” повторяющихся взрывов и продлевая таким образом чувство удовольствия, насколько это возможно» (Карасев 1993: 122).
Вместе с тем и смех и коитус - это процессы, подобные работе, причем работе нелегкой.
Наверное, каждый из нас, — пишет Кэррол Э. Изард, — не раз оказывался в ситуации, когда он хохотал до слез, до боли в груди. Хохот — серьезное испытание для легких, мышц грудной клетки и горла, для голосовых связок. Продолжительный хохот может вызвать боль... (Изард 1999: 157)
Широко известны выражения: «надрываться от смеха», «надрывать (надсадить) живот (животики) со смеху». Из них вытекает, что смех сродни тяжелому физическому труду. Во время смеха человек нередко восклицает: «Ой, больше не могу!», «Нет сил!», «Держите меня!». Его тело содрогается, сотрясается. За короткий промежуток времени он способен настолько обессилеть,
