моего, Когда все члены были гибки За исключеньем одного. ­ ===== ­ Увы, давно уж пролетели Те дни веселья моего. Теперь все члены затвердели За исключеньем одного. (Флегон 1993: 387)

«Веселые молодцы», часто упоминаемые в фольклоре, напр.: «Веселой молодец — не утеха ли то?» (РЭФ 1995: 39), — это, по сути дела, молодые парни. Народное мнение вменяет им постоянную сексуальную озабоченность. С другой же стороны, молодежи присуща и повышенная смешливость, то есть способность смеяться по малейшему поводу. Отсюда вытекает тождество: молодость = веселость = смешливость = сексуальность.

Однако «веселыми» могут быть и старики. О таком старике говорится в «заветной» сказке «Доброй отец»:

В одной деревне жил веселой старик. У него были две дочери — хорошие девицы. Звали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком, завсегда по ночам, как только они уснут, то и почнет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было (Афанасьев 1997: 91—92).

Таким образом, «веселость» старика заключалась в его неугасшей половой потенции.

Ср. также песню о веселом монахе:

На свете жил монах веселый, Любил он водку и вино. Но не любил он труд тяжелый, И к девкам лазил он в окно. (Уличные песни 1997: 336)

Из всех времен года самым веселым считается весна. Вместе с тем это — пора любви. В фольклоре она именуется — «ебливая весна» (Волков 1999/ I: I № 168), так как многие живые существа стремятся в это время к совокуплению: «Виноват весенний зуд — / Где ни глянешь — там ебут» (Там же: I № 2184).

Мечта о веселом будущем оборачивается мечтой о сексуальной свободе:

Верю: век настанет И у нас веселый... Начинайте, девки! Заголяй подолы! (Стихи не для дам 1994: 255)

В заключение отметим, что словами «веселье» и «радость» в старину называли свадьбу (Даль 1880—1882/I: 186; Там же/IV: 8) — ритуал, в котором центральное место занимал (и продолжает занимать) половой акт новобрачных.

1.5. Физиологическое родство смеха и секса

В ряде описаний физиологии смеха можно встретить аллюзии на секс (как умышленные, так и неумышленные). Если же присмотреться внимательней к механизмам проявления смеха и полового возбуждения, то черты их физиологического родства становятся совершенно очевидными.

Например, общеизвестен факт, что смех можно вызвать щекоткой. Щекотка при этом обычно рассматривается как шутливое действие.

В то же время щекотка способна выступать и в качестве стимулятора полового возбуждения:

Спать ложимся — первым делом Он начнет со мной играть, Любоваться моим телом, Целовать и щекотать. (Под именем Баркова 1994: 245) Пров Фомич разоблачился, Под бочок к ней подвалился, Начал к делу приступать И живот ей щекотать. (Там же: 102)

Здесь мы снова касаемся темы эрогенных зон — щекочат с сексуальной целью, как правило, именно эти места: грудь, низ живота, бедра и т. д. Особой чувствительностью к щекотке обладают половые органы.

Действие щекотки пытались объяснить и исследователи смеха и сексологи. Так, Гавелок Эллис, касаясь темы щекотки, высказывал следующее мнение: если не брать в расчет чувство комического, то можно заключить, что существует более чем аналогия между смехом и феноменом сексуального набухания и спада набухания (sexual tumescence and detumescence) (см.: Ellis 1936/II: I 14). В тех случаях, когда щекотка приложена к половой сфере, вместо смеха будет иметь место тенденция к оргазму (см.: Там же: 15){23}.

Эллис полагает, что