Шрифт:
Закладка:
«Посмотрим! Посмотрим! Посмотрим!..» Она пыталась успокоиться, чтобы все хорошо продумать, вспомнить свои тогдашние соображения, оживить воспоминания… Когда Жак вернулся, шофера не было на месте… Гараж стоял пустой… Жак все сделал сам… Он поднялся наверх, поцеловал жену, был с ней особенно нежен, почти страстен… С усмешкой и немного цинично рассказал о той боли, что сжигала его после расставания с братом… «Хороший завтрак, хорошее вино…» Именно «хорошее вино»! Она удивилась этим словам, ведь Жак никогда не придавал особого значения хорошим винам… Но он уже взял ключ от погреба… и сам спустился… в погреб, откуда можно подняться в гараж!
XII
Фанни обо всем подумала
– С Бобом и Тафом мне в этом году, надеюсь, больше повезет, – заявил Жак месье де Ламериньеру, заядлому любителю курсинга, который после осмотра псарни остался на обед в замке. Он разводил неподалеку собак, как для себя, так и для других. Чтобы вести достойную жизнь, этому почти разорившемуся, не по годам красивому старику пришлось поставить свое увлечение на коммерческую основу.
– В прошлом году нас обошла Белая Гавана, принадлежащая Габриэлю д’Аннунцио, не так ли, месье? – спросила Фанни.
– Все о ней только и говорят! – ответил де Ламариньер. – Вы будете участвовать в забегах в Сен-Клу?
– Можете на это рассчитывать, – ответил Жак. – Мне нравится беговое поле для курсинга в Сен-Клу. Почва там вязкая и влажная, по ней трудно галопом скакать, зато собаки не рискуют поранить лапы… Я ставлю на Слипа!
Фанни слушала беседу, поддерживаемую Жаком с очаровательной небрежностью, выдававшей в нем человека светского. Казалось, о чем бы ни говорил, он ничему не придавал значения. Она видела, как он выходит из себя, только когда папаша Мутье, полностью уверенный в своих убеждениях, серьезно объяснял устройство потустороннего мира. А теперь вдобавок к этим историям каким-то загадочным образом приплели имя Андре… «Мадам! А вдруг Жак убил своего брата!..»
– В прошлом году зайцы, – говорил месье де Ламериньер, – попались на удивление выносливые. На второй день охоты они, словно обезумев, скакали по полю вдоль и поперек, и несколько собак, совершенно обессилев, свалились прямо на бегу.
– Откуда привезли этих зайцев? – спросила Фанни; казалось, она была полностью поглощена беседой с де Ламериньером.
– Из Богемии, мадам. Насколько мне известно, во Франции законы запрещают использовать на соревнованиях живых зайцев… Вы представляете?
– И правда странно!
«И правда, – думала она, – если кто и не похож на убийцу, так это мой дорогой Жак!.. Ах, какое красивое, доброе, открытое и благородное лицо, какие светлые голубые глаза, которыми он смотрит на свою дорогую и любимую Фанни, и в его взгляде читается улыбка, потому что в розовом шелковом платье и в венке из роз, что украшает ее рыжие волосы, она дивно хороша…
Вся эта история с колпачками, – думает она или собирается только подумать, – ничего не доказывает. Жака могли предупредить о возврате колпачков, оставить их у сторожа. Поэтому он вполне мог забрать их и до открытия магазина. Ну, а я… а что, собственно, я увидела? Уголок сундука… Этот же самый сундук был на том же самом месте, когда Жак уехал провожать Андре… Вот он снова мне и почудился!..»
– Вы ошибаетесь, Лабосьер, приз от Мальжене предназначен для щенков… – говорил де Ламериньер.
– Превосходно, – одобрила Фанни, – в прошлом году английский щенок Форчес Вил победил Плезантена майора Фонтенуа.
– Ах, какая память, дорогая! – воскликнул Жак.
«Если он меня обманул, если он и вправду привез сундук обратно, если он его спрятал, значит, он знал, что брат уже никогда не попросит вернуть этот сундук».
– Да, месье, договорились! Завтра, если хотите, я вам покажу площадку для гольфа.
«Если предположить, что он избавился от Андре, сундук, должно быть, ему очень мешал… очень-очень… Если только… если только, напротив, не сослужил ему службу… Но об этом даже подумать страшно… Это слишком ужасно, слишком… Вы только представьте себе, что Жак привез брата в сундуке!.. Какой кошмар!»
– Shocking![29] – не удержавшись, произнесла она, вставая из-за стола и протягивая руку месье де Ламериньеру.
– И что, по-вашему, мадам, могло быть shocking?
– Проиграть и в этом году после всех тренировок! Но уверяю вас, Боб и Таф в прекрасной форме!..
В гостиной, протягивая чашечку кофе Жаку, она думала про себя: «Вот он, мой бедный маленький дорогуша, которого я всю вторую половину дня считаю убийцей… Но вечером я не буду так думать. Нет, не буду!»
– Как дела, darling?
– Превосходно, Фанни. С кем вы встречались в Париже?
– Ни с кем… Заехала на улицу Риволи, передала поручение… Встретила Горда и тотчас поехала обратно.
– И вы не зашли в кафе к Фрицу выпить чаю?
– Поверите ли, дорогой, нет.
– Тогда где же вы пили чай?
– Но я не пила чай.
– Фанни, я вас не узнаю.
Почувствовав, что покраснела до самых кончиков рыжих волос, она вышла из комнаты. Неужели он заметил ее волнение?.. «Нет, вне всякого сомнения, он ничего не заметил, дорогуша невиновен… Он точно невиновен!.. Это я виновна!» Как так вышло, что мысль о том, что ее муж убийца, столь быстро и уверенно захватила ее мозг? А может, эта догадка уже жила в ней, в глубине очаровательной Фанни… И даже догадка не в том, что Жак убил, а в том, что он мог бы убить!..
– Сколько кусочков сахару?
«Таким образом, получается, что чудовище – это я!..» Она с легкостью себе в этом призналась, угрожая маленькими серебряными щипчиками месье де Ламериньеру, что пожелал получить кусочек сахару непременно из хорошеньких пальчиков хозяйки дома.
Да, да, именно она виновна! С той самой секунды, как столь несправедливо стала считать Жака способным на этот отвратительный поступок, его, такого правильного; значит, эта мысль уже несколько лет живет в глубине ее души, а возможно, и с первого дня после отъезда Андре… О чем она думала в то роковое утро, пока Жака не было?.. Отчего так нервничала, так беспокоилась, так истерично смеялась?
Скорее всего, причиной тому была неожиданная удача, вскружившая ей голову, однако, в здравом уме, она уверена, что в то утро она обо всем подумала… Обратила внимание Жака на то, что все бумаги Андре в полнейшем порядке, и даже прибавила: «А не кажется ли вам, дорогуша, что все это больше похоже на завещание?»
Но разве могла эта фраза означать что-либо иное, кроме как намек на то,
