Шрифт:
Закладка:
— Ааа! Подожди, подожди, нет! – вскрикнул я, протягивая вперед руки и мотая головой.
Ниррнир оправилась от приступа хихиканья и хрипло сказала:
— Кио, мне нужно еще кое-что у него спросить, поэтому он еще немного нужен мне живым.
— Да, леди Ниррнир. Как пожелаете, — спокойно ответила Кио, убирая руку с оружия и возвращаясь в свое обычное положение.
Я выдохнул с облегчением, но не был уверен, стоит ли мне расслабляться. Я воспринял комментарий Ниррнир как шутку, и хотел верить, что Кио тоже. Но если неигровые персонажи могли так умело использовать черный юмор, то разработанный в Аргусе, или лично Акихико Каябой, ИИ был даже более продвинутым, чем я предполагал.
В любом случае, я, кажется, избежал наказания, поэтому опустил руки и спросил Ниррнир:
— Эм… Могу я это снять?
— Хотела бы сказать нет, но будет лучше, если я не буду смеяться каждый раз, когда вижу тебя.
С ее разрешения я стянул мешок с головы, и убрал его обратно в свой инвентарь, молясь, чтобы мне больше никогда не пришлось его надевать. Ниррнир указала на один из трехместных диванов, и я сел. Арго присела рядом со мной, а Асуна и Кизмель заняли другой.
Кио приготовила чай со вкусом корицы, так что я сделал глоток, и вернулся к обсуждаемой теме.
— В любом случае, как вы видели, мое лицо было полностью закрыто.
— Согласна. Я думаю, что Корлои вряд ли смогут тебя опознать— сказал Ниррнир, пусть и с запинкой.
Она посмотрела на мою грудь, и добавила:
— Но на всякий случай, я бы не стала носить эту полностью черную одежду. У тебя есть что-то другого цвета?
— Не уверен, — застенчиво признался я.
Асуна добавила излишне нервно:
— У него нет не только одежды другого цвета, у вообще нет другой одежды, и точка.
— Действительно? Только этот наряд? Который ты носишь каждый день? — сказала Ниррнир, и на ее, казалось бы, двенадцатилетнем лице отразилось отвращение и жалость.
Это было унизительно.
— Н-нет, я ношу что-то другое, когда ложусь спать…
Дело в том, что пятна на одежде в этом мире были простыми графическими эффектами, выцветающими со временем, а одежда никогда не пахла потом, но я решил не приводить эти факты в свое оправдание. В этом мире были ванны, но я не мог припомнить, чтобы когда-либо видел какие-либо приспособления для стирки. Если вообще не существовало концепции стирки, то в чем проблема носить одну и ту же одежду, не меняя ее?
Но никакие оправдательные аргументы не заставят Ниррнир отвести от меня хмурый взгляд.
— Если бы ты сказал, что у тебя нет даже ночной рубашки, то я бы посоветовала тебе в следующий раз спать на полу. Ну, если это все, что у тебя есть, то с этим нужно что-то делать. Кио, я уверена, что некоторая одежда отца все еще здесь. Найди для него что-нибудь не черное.
Она помахала рукой, заставив горничную бросить на нее обеспокоенный взгляд.
— Вы уверены?
— Да. В любом случае, она только забивает шкафы.
Услышав этот разговор, Асуна приняла задумчивый вид, и я понял, о чем она думает. Если бы у Ниррнир были отец и мать, то один из них был бы главой семьи Нактоев. Но если юная Ниррнир в данный момент была главной, то ее родители, скорее всего, уже…
Я не был уверен, стоит ли мне действительно задавать этот вопрос. Вместо этого, это сделала Кизмель.
— Госпожа Ниррнир, у вас нет родителей или братьев и сестер?
— Нет, — подтвердила Ниррнир, и ее расслабленное выражение лица не изменилось, — мои мать и отец давно умерли. У меня не было братьев и сестер, и поэтому теперь я управляю домом. А как насчет твоей семьи, Кизмель?
Рыцарь опустила взгляд.
— Мои родители живут в городе на девятом этаже, а мою сестру призвали к Святому Древу во время битвы с Лесными эльфами всего пятьдесят дней назад.
— Понятно… Прими мои соболезнования.
Ниррнир сменила чайную чашку на бокал красного вина, который выпила с закрытыми глазами, подняв его отдавая честь памяти погибшей.
Она опустила пустой бокал, повертев его в руке, и сказала ни к кому не обращаясь:
— Люсулианцы и Калессианцы никак не могут прекратить свою борьбу, даже спустя столетия. Хотя, я не могу критиковать вас, я сама много лет ссорюсь с Корлоями.
— У меня нет ненависти к Лесным эльфам, но, возможно…
Кизмель замолчала и позволила словам повиснуть в воздухе. Когда она продолжила, это был уже сдавленный шепот.
— Возможно, если бы снова родился младенец, несущий в себе кровь двух жриц, отдавших свои жизни Святому Древу, чтобы остановить древнюю войну, мы могли бы, наконец, увидеть завершение этой очень долгой битвы… По крайней мере, так Ее Величество однажды мне сказала.
— Что?! — вскричал я.
Я тут же пожалел об этом, но уже не мог взять слова обратно, поэтому откашлялся и спросил, то, что было у меня на уме.
— Этот младенец жриц. Разве ты не говорила, что жрицы Святого Древа умерли много лет назад, во время Великого разделения? Так как же возможно… О! Неужели их потомки живы и сегодня?
— Это не так, — ответила рыцарь, качая головой, — во-первых, жрицы, служившие Святому Древу, не имеют потомков ни в Льюсуле, ни в Калес’О. Когда срок жизни жрицы приходит к концу, и сила ее молитвы ослабевает, где-то в королевстве рождается ребенок, который будет владеть этой силой, и вскоре станет следующей жрицей. Но даже спустя столько лет после Великого разделения, не родился ни один младенец, который обладал бы силой жриц. Не в Льюсуле, и я подозреваю, что и не в Калес’О…
— Понимаю…
Это был сюжетный архетип, который все часто видели, как в западном, так и в восточном фэнтези, но глядя на меланхоличное выражение лица Кизмель, было бы чересчур рассматривать его таким образом. У эльфов Айнкрада не было иного выбора, кроме как вырасти изгнанниками, украденными из своего прекрасного дома.
Так что в том, что Лесные эльфы хотели собрать шесть священных ключей, открыть Святилище, и вернуть парящую крепость на землю, было довольно много смысла. Проблема заключалась в