Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Классика » Флаги осени - Павел Васильевич Крусанов

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 145 146 147 148 149 150 151 152 153 ... 161
Перейти на страницу:
и герой. И должен каждый день доказывать это. Но со временем, когда ты определился и доказал, когда добился того, чего оказался достоин – чувство опасности уходит. И вот оно вернулось. Вернулось и омолодило кровь.

Подготовив ложе, бросил на него спальник, рядом пристроил винтовку и разгрузку. Ложиться не стал – через сорок минут в паре с Набобом надо было заступать на дежурство. Пошёл гонять чаи…

Мы сменяли Фергану с Лукумом. Те отдежурили положенные полтора часа и уже позёвывали.

– Ну как? – прихлёбывая на ходу горячий чай из кружки, справился Набоб у сидящих на подоконнике в коридоре товарищей.

Свободную ладонь Набоб держал на ствольной коробке висящего поперёк широкой груди АК.

– Покой и воля, – заверил Лукум. – Местные – внизу на входе. Мы два обхода сделали, теперь тут кукуем. Обзор хороший.

Я посмотрел в окно. Брезентовый тент «шишиги» искрился изморозью – Голец отогнал машину от крыльца, чтобы оставить пространство перед входом открытым. Напротив банка через дорогу, обсаженную пирамидальными тополями, открывалась небольшая, очерченная по бокам рядами кустов, площадь, на которую фасадом выходило старое, красного кирпича, здание пожарной части с тремя большими гаражными воротами и возвышающейся с левого угла каланчой. Окна в каланче были темны, но лампочка над крыльцом горела. Перед пожаркой стояли две легковушки. У обеих были открыты багажники. Сухопарый мужчина и полная немолодая женщина, весело переговариваясь, перекладывали из одной машины в другую какие-то не очень тяжёлые мешки. Справа от пожарной части прожектор высвечивал стройплощадку с недостроенным многоквартирным домом, зияющим двумя рядами пустых оконных проёмов, и мёртвым башенным краном. Слева темнели очертания частных домов с палисадниками. Ветви тополей качались на ветру. Небо над городком тонуло в сливовой черноте – шипы звёзд по самое жало были залиты этой густой патокой.

Фергана с Лукумом, должно быть, уже сопели в коконах спальников. Одному снились карьеры и терриконы, другому – Псковский кремль над излучиной Великой.

Кружка Набоба опустела.

– Выскочили из-за дома – слева Пёстрый, справа Безмен, – рассказывал Набоб. – Бежим, кричим, упали за бугром каким-то. Кругом пуля визжит. Вскочили, опять бежим. Пёстрый чешет рядом, а Безмена нет… И чего они от нас драпанули? Сумерки – наверно, целый взвод углядели, а нас двое. Добежали до школы. Менял рожок за рожком, орал, лиц не видел – в глазах туман белый. Отбили школу. Глотку сорвал – три дня хрипел. А Безмена убили…

– Страшно было?

– Вроде страшно, а вроде и страха нет – отчаянность какая-то. Но уж её столько – до греха… – Набоб провёл ладонью по горлу. – Встань на пути кто – пять раз убью, но не остановит.

Внезапно вдалеке раскатисто громыхнул взрыв, и тут же посыпался автоматный треск. Фергана оставил мне свой АК – от «плётки» в темноте толку было мало, – и я машинально слегка оттянул затвор. Убедившись, что патрон в патроннике, вернул затвор на место. Громыхнуло ещё и ещё. К автоматному треску присоединился хряск пулемёта, а потом и басовитый, крупнокалиберный голос «Утёса». Где-то по соседству, в паре километров, закипала ночь.

Мужчина и женщина, продолжавшие со звонкими смешками болтать возле пожарной части, не обратили на канонаду ни малейшего внимания. Оживи сейчас строительный кран, они, пожалуй, сочли бы это куда более значительным событием. Так и есть: война – это когда порыву ветра или стае грачей, вернувшейся к своим весенним гнёздам, уделяешь больше внимания, чем раскатам дальнего боя.

Оставив Набоба в коридоре, прошёл в пустую боковую комнату, окна которой выходили на гаражи и жилую силикатную двухэтажку. Рядом с домом вытянулся ряд дощатых угольных сараев (уже история – по стене двухэтажки тянулась газовая труба). Два окна в доме светились желтым электричеством, одно мерцало голубыми всполохами телевизора. Всё было спокойно. Разом, будто щёлкнул выключатель, прекратилась и стрельба.

Вернулся в коридор. Легковушек перед пожарной частью уже не было.

Поговорили с Набобом о музыке – он захватил хвост тех времён, когда асса-культура ещё крутила калейдоскоп своих цветных чудес. Я рассказал про любимый Майком напиток чпок, водку пополам с каким-нибудь газосодержащим напитком – лимонадом, пивом, колой, – закрываешь стакан ладонью, бьёшь дном о колено и залпом выпиваешь вспенившуюся ваксу. Потом – про басиста и перкуссиониста «Аквариума» Фана, который в свободное от музыки время шил на заказ брюки…

– Почему ты бросил это дело? – спросил Набоб. – Слинял из музыки?

– Я не слинял, – сказал я. – Просто ушёл от мачехи к матери. Так бывает, когда износишь старые убеждения, когда они перестают соответствовать той требовательности, которую привык к ним предъявлять.

Как объяснить философу, бежавшему от философии и отдавшему предпочтение аргументу Калашникова, ибо случаются времена, когда это – последний аргумент, всю эту лабудень? Как объяснить, что шумовая завеса, покрывающая города и веси, обеспечивает нашему слуху первичное очарование, уже по большей части не подлежащее поправке и переосмыслению? Что образцы мнимой музыки, беспрестанно вливаемые в уши каждому с младенчества – с «баюшки-баю» и «спят усталые игрушки», – формируют хрестоматийные примеры предпочтений и становятся чем-то вроде родной речи, в которую ты погружён с момента появления на свет, так что по отношению к ней вещая музыка, ныне запретная, выглядит даже не иностранной тарабарщиной, а вовсе чем-то марсианским. Первичное очарование шумовым фоном напоминает опыты последователей Конрада Лоренца: только что вылупившимся журавлятам вместо журавлихи предъявляют какую-нибудь чепуху – бумажный китайский фонарик, траченное молью чучело лисы на ниточке, черепаху или человека в балахоне. И журавлята безоговорочно признают их матерью. Называется – импринтинг. И вот уже не мать, а президент на дельтаплане с моторчиком выстраивает стерхов в клин. То же и здесь – предложенное только что вылупившемуся слуху чучело музыки запечатлевается накрепко и обеспечивает роковую тугоухость в отношении материнских отзвуков гармонии сфер. Один компот. Конечно, можно объяснить, но я не знал, как сделать это в двух словах. Да нужно ли? Нужно ли это тут? Тут, где антракт истории, в котором мы жили последние годы, заканчивается?

Через полчаса к банку подъехал «Урал» – привёз трёх гранатомётчиков, АГС с боекомплектом из нескольких «улиток» и замкомандира роты Кокоса. Гранатомётчики были из местных, Кокос – капитан запаса, усатый, похожий на молдаванина доброволец из Стерлитамака. Месяца не прошло, как он приехал на Донбасс, поэтому на себя командирское одеяло не тянул, приглядывался. Под два метра ростом, в бронежилете с торчащей из-под него курткой, в берцах, кевларовой каске, наколенниках и налокотниках Кокос походил на нукера Батыя в кожаных доспехах.

Вскоре в коридоре затопали крепкие подошвы, загремело железо, зазвенели голоса.

Набоб отправился в комнату к бойцам будить

1 ... 145 146 147 148 149 150 151 152 153 ... 161
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Павел Васильевич Крусанов»: