Митаву и говорил: естьли-де им, великим и полномочным послом, какого удоволствования не происходит противо их достоинства, и княжеская светлость просит в том прощения; а что де впредь им, великим и полномочным послом, будет потребно, и о том бы изволили приказывать с приставы. И великие и полномочные послы благодарствовали и говорили, что им по его княжеской светлости приятству во всем доволство. И канцлер с великими и полномочными послы обедал, и после обеда сидели долгое время». Можно предполагать, что на этом обеде, как и накануне за ужином, присутствовал, занимая скромное место, и царь. Курляндское правительство проявляло к послам большое внимание и любезность: за обедом было представлено послам составленное находившимися в Митаве иезуитами, напечатанное на трех языках (немецком, греческом и латинском, описание вчерашнего их въезда в Митаву). «За столом подали великим и полномочным послом курляндского князя служители листы печатные на цесарском и греческом и латинском языках, напечатан въезд их, великих и полномочных послов, с похвалою в Митаву»[729]. И 15 апреля, и в следующие затем дни послам все время делали визиты разные чины герцогства: «Того ж числа и в иные дни посещали великих и полномочных послов маршалок княжеской Клейст и иные начальные люди и офицеры и с великими и полномочными послы имели разговоры о воинских и гражданских делех».

16 апреля посольству дана была герцогом Фридрихом-Казимиром торжественная аудиенция в герцогском замке. К замку послы опять были везены в блестящей процессии, в предшествии дворян, начальных людей, волонтеров и иных чинов, ехавших в экипажах и верхами. Карета послов, в которой они сидели вместе со старостой митавским фон Сакеном, окружена была московскими гайдуками в венгерских костюмах с серебряными обухами. Шествие замыкалось отрядом русских солдат под предводительством майора Шмита. Через реку посольство переправлялось в судах, причем перед послами «плыли к замку в боте выборные Преображенского полку начальные люди и солдаты, а потом дворяне и иные чиновные и посолские люди и трубачи». Петра надо искать где-либо среди принимавших участие в процессии «волонтеров» или «Преображенского полку начальных людей». У ворот замка высадившееся из судов посольство приветствовал герцогский маршалок, «объявивший» послам четыре кареты, в которых они и ввезены были во двор замка до крыльца герцогских палат. Во дворе выстроена была герцогская пехота, встретившая послов барабанным боем и игрой на трубах; точно так же били в литавры и трубили в трубы музыканты, помещенные на балконе замка, «на хорах у княжих палат». Герцог вышел встречать послов на нижнее крыльцо и, поздоровавшись с ними, просил их идти впереди него, против чего послы, уступая эту честь герцогу, стали спорить. Споры кончились тем, что герцог взял Лефорта за руку и пошел с ним. С Лефортом Фридрих-Казимир был старый знакомый еще с того времени, когда он состоял на службе у Голландских Штатов, а Лефорт, также начавший карьеру службой в Голландии, был зачислен в его свиту, и вместе с ним они сражались против французов. «Встретил, — повествует „Статейный список“, — великих и полномочных послов курлянской князь на нижнем крыльце у кореты и, привитався с великими и полномочными послы, просил, чтоб они шли напред; и по многих спорах, взяв первого посла за руку, и шел по левую сторону на крыльцо, и в сени, и в полаты позади великих и полномочных послов, и, вшед в другую полату, стал князь близ своего покоевого алкерика (?) и близ балдахина: балдахин бархатной зеленой, под ним стол». Стоя окруженный большой свитой «ближних, чиновных и покоевых людей», герцог выслушал приветственную речь послов, благодаривших его за добрый прием и «удовольствование», и просил их исходатайствовать ему милость его царского величества, а он всегда готов к услугам царю. Затем герцог со своей стороны, а послы со своей приказали свитам «уступить в другую полату и имели розговор тайно». После этого разговора наедине с герцогом послы были приняты герцогиней. Фридрих-Казимир проводил их опять до крыльца; в карете они переехали через двор замка к половине, занимаемой герцогиней, и, «вышед из кареты, шли по переходам к княгине… Елисафете в полаты. А как вошли к княгине в пола-ту, и княгиня великих и полномочных послов встретила близ дверей тоя полаты и великим и полномочным послом кланялась и их поздравляла; также и великие и полномочные послы ее поздравляли и по обычаю кланялись и, мало побыв, пошли из полат до корет тем же путем, а княгиня проводила до дверей. При княгине были дети ее, два сына и три дочери, и множество честных жен и девиц»[730].

На следующий день, 17 апреля, герцог поздно вечером посетил послов запросто: «Был у великих и полномочных послов поздно ввечеру князь курлянской и имел с ними, великими и полномочными послы, тайные разговоры на одине о настоящих делех». 18 апреля с двумя дворянами, Богданом Приставом да Петром Лефортом, герцогу и герцогине было послано «великого государя жалованье» и от послов подарки — «соболи и парчи». Герцог за подарки «бил челом по премногу» и ответил на них также подарками послам: прислал им через старосту митавского фон Сакена по перстню золотому с алмазами[731]. Вся эта фразеология «Статейного списка»: просьба герцога о «милости государя», обещание «милость государя заслужить», выражение о герцоге «бил челом», — указывает на невысокий ранг курляндского владетеля, вассала польского короля.

В блеске всех этих пышных церемоний, устроенных герцогом Курляндским в честь московского посольства, совершенно не видно остающегося в тени Петра. Мы совсем не знаем, как он был принят при своем приезде в Митаву 10 апреля, где поселился, что делал в ожидании послов с 10 по 14 апреля, какое участие принимал затем в торжествах в честь посольства, и можно высказывать только догадки о его присутствии на ужине у послов в день их прибытия, 14 апреля, на обеде их с канцлером 15-го, на торжественной аудиенции 16-го и во время интимного визита герцога 17 апреля. «Статейный список» о царе не упоминает; в «Юрнале» нет совсем заметок о днях, проведенных в Митаве. Пробел в официальных русских памятниках только в слабой степени восполняется местными преданиями и свидетельствами. Есть предание, что Петр в Митаве занимался привычной для него плотничной работой, без которой ему, по-видимому, было трудно обойтись, и еще в 1847 г. в доме под № 61 на Грюнгофской улице указывали балку в 11 сажен длины, будто бы вытесанную царем[732]. Очень краткое свидетельство о пребывании посольства и царя в Митаве сохранил нам современник и очевидец, имевший случай беседовать