«печатные листы с похвалою, которые выдали езувиты», — составленные иезуитами и отпечатанные на атласе вирши с похвалами в честь послов. Иезуиты говорили также при отъезде послов «орацыю», обращаясь к послам, сидевшим в карете[752]. Вообще пребывание в Митаве оставило в среде посольства наилучшее впечатление, которое и отразилось в заметке «Статейного списка» о содержании посольства: «И во время бытности великих и полномочных послов в Митаве подчиваны великие и полномочные послы по вся дни от княжих приставов, и церемония во всех столах была по вся дни против того ж, как и в первой посолского их в Митаву приезду день; а которые дворяня и иные чины к столу за многолюдством не ходили, и тех кормили и поили со всяким доволством на постоялых их дворех»[753]. Посольство отблагодарило княжеских придворных подарками из соболиной казны[754]. Продовольствие посольства в пути также шло от курляндского правительства, и послам на всех их остановках: в Доблене, Аутцене, Фрауенбурге, Шрундене, Дурбене и Гробине[755], — предлагались угощения, как это видно из сохранившегося счета, из которого узнаем, что в Доблене на такое угощение было издержано 423 флорина 5½ гроша, в Аутцене вместе с расходами по угощению передового отряда волонтеров 379 флоринов 5 грошей, во Фрауенбурге с такими же расходами 442 флорина 1 грош, в Шрундене 845 флоринов 24 гроша, в Дурбене 472 флорина 31/2 гроша; в Гробине за холодные закуски и с тем, что взято в Либаву и в Бар-тау, 145 флоринов 31/2 гроша[756]. Только подвод курляндских под посольство не хватило, и послы принуждены были перед отъездом из Митавы сделать разбор псковских лошадей и годных из них 117 взять с собой, отправив негодных обратно в Псков.

29 апреля послы «приехали в замок Дурбин и пополудни пошли в Либаву и, не доезжая Либавы за полмили, встретили великих и полномочных послов либавские мещаня, человек со сто, на конех, строем рейтарским с голыми шпагами и, поклонясь великим и полномочным послом, ехали перед коретою. А посольский въезд в Либаву был со всяким устроением, так же, как и в Митаву. И у предместия встретили великих и полномочных послов бурмистры Балсам фон-дер-Горст с товарищи, да с ними писарь Георгий Пришидцкий. И, подшед близко к посолской корете, писарь великим и полномочным послом говорил по-немецки, поздравляя их счастливым приездом». При этом писарь, желая «благословения Божия» на оружие московского царя, сделал исторический экскурс и припомнил, как Бог благословил оружие предка московского царя Ивана Васильевича Грозного. «И великие и полномочные послы, — продолжает „Статейный список“, — им благодарствовали также пространною речью и ехали на постоялые дворы. Въехав в посад, стояла под дву знамены пехота, мещаня с мушкеты, и били в барабаны и играли в сипоши. И проводя конница великих и полномочных послов до дворов, выстрелили трижды из пистолетов, а пехота одиножды из мушкетов. Стояли великие и полномочные послы в Либаве на дворех у мещан: первый — у Арента Грота, второй — у Вилима Юфернихта, третий — у Детла Шредера»[757].

Дождавшись въезда послов, Петр намеревался двинуться в плавание. «Из Либоу, — читаем в „Юрнале“ под 30 апреля, — десятник (Петр) стали убираться совсем на корабль и убрались к вечеру». То же известие подтверждается и «Статейным списком»:

«Апреля в 30 день из Либавы Преобрежнского полку началные люди и салдаты, и иных чинов люди поехали морем, и все свои вещи и рухлядь великие и полномочные послы отпустили на том же корабле до Королевца (Кенигсберга)»[758]. Содержание отряда волонтеров в Либаве также шло от курляндского правительства и обошлось в 653 флорина 4½ гроша. Герцог простер свою любезность и далее: им был зафрахтован по Пилау за 1500 флоринов любский корабль «Св. Георгий» под командой Иоахима Вейсендорфа, причем за экипировку корабля герцогское правительство уплатило еще 422 флорина 28 грошей[759].

Однако 30 апреля пуститься в плавание не удалось из-за непогоды. «День был красен, — отмечает „Юрнал“ за 30 апреля, — с великим ветром, погода была великая, и ночь такая же». Непогода продолжалась и 1 мая утром. «Стояли на якоре под городом у Либоу, — читаем за этот день в „Юрнале“. — Поутру был дождь и был гром и молния, и после того во весь день было солнечное сияние и погода тихая с небольшим ветром, и ночь тихая с небольшим же ветром». Только 2 мая «Св. Георгий» снялся с якоря. Отплывая, Петр написал московским друзьям Кревету и Виниусу. «Ракъ! — обращается Петр к Кревету, переводя на русский язык его фамильное прозвище. — Не забывай мелницы да ткачей, а мы поедемъ сегодня в Кюнинсберъгъ моремъ. Piter». К Виниусу Петр писал: «Сегодня поехали отсель в Пилоу на люпъскомъ карабле святого Георгия. К протчимъ ко въсемъ отписать не успѣлъ i для того прошу всѣмъ, кому надлежитъ, отдати покълонение. А поезду нашему самовидецъ Якоѳъ Сураѳцоѳъ, которой проводя насъ на карабль, отпушъщенъ уже з дороги. Piter»[760]. Из последних строк письма видно, что неоднократно упоминавшийся в письмах Петра и, видимо, заслуживший его расположение конюх Суровцев отпущен был не 28 апреля, как ранее писал Петр, а только уже проводя царя на корабль. С ним были отправлены и эти, и предыдущие письма.

V. Петр в Кенигсберге

Приближение московского посольства к границам владений курфюрста Бранденбургского Фридриха III создавало для бранденбургского правительства ряд задач. О предстоящем прибытии посольства при дворе курфюрста были осведомлены через гонца майора Вейде, который в начале апреля 1697 г. жил в Кенигсберге, ожидая приезда туда курфюрста. Но из грамоты, отправленной с майором, не было видно и сам он не мог удостоверить, должно ли посольство только проехать по землям курфюрста, направляясь к императору, или же оно аккредитуется и направляется также и к курфюрсту. Бранденбургское правительство приняло свои меры. В Мемель был командирован тайный секретарь и переводчик фон Берген с инструкцией от 5/15 апреля, предусматривавшей возможность и того и другого случая. В случае только проезда через владения курфюрста Бергену предписывалось, встретив посольство на границе, приветствовать его, позаботиться о бесплатном доставлении подвод, удобных квартир, в надлежащем количестве и по самым дешевым ценам съестных припасов и проводить послов наиболее удобной дорогой. В случае же, если посольство направляется к самому курфюрсту, курфюрст брал также и расходы по продовольствию его на себя.

Между тем до курфюрста, проживавшего тогда в Кенигсберге, чтобы следить ближе за ходом королевских выборов в Польше, стали доходить из Риги