Шрифт:
Закладка:
Сезон 1977 года был обречен с самого начала на едкую атмосферу и многочисленные разногласия в команде. Изначально Феррари предложил Лауде работу тим-менеджера, рассчитывая, что периодически сможет использовать его в качестве пилота подмены и при этом помешает ему уйти в одну из соперничающих команд — в том случае, если Ники действительно всерьез решит и дальше выступать в гонках. Однако Старик не осознавал, что Лауда не утратил ни грамма своей решимости и был твердо настроен доказать всем, что способен вновь побеждать в составе Ferrari, даже при том, что машины («312TS») практически никак не изменились по сравнению с предыдущим сезоном (единственным отличием стало появление на кузовах болидов логотипа Fiat). Ройтеманн был заявлен командой пилотом номер Один, но Лауда с самого начала решил не скрывать своего презрительного отношения к аргентинцу. Когда журналист спросил у него, кем он считает Ройтеманна, партнером по команде или соперником, Лауда бросил в ответ: «Ни тем ни другим».
Произошли и изменения в менеджменте. Аудетто ушел с должности тим-менеджера. Некоторые, в том числе и Лауда, утверждали, что его уволили; другие объясняли, что Аудетто попросту перевели в другое подразделение Fiat — управлять раллийной командой концерна. Какой бы ни была истинная причина, на замену ему пришел другой закадычный приятель Феррари. Роберто Носетто был сотрудником Scuderia на протяжении двадцати лет и отличался исключительной преданностью, хотя эта его верность не распространялась на смешное суеверие, которое у него сложилось в отношении зеленого цвета. Носетто имел склонность облачаться в одежду этого оттенка буквально с головы до ног — этот фетиш не только шел вразрез с традиционными цветами «Ferrari», но и делал его объектом бесконечных шуток и подколов в команде. Он также был одержим цифрой семь: он боялся ее так сильно, что отказывался брать машину напрокат, если видел, что семерка есть в номерном знаке автомобиля. С течением сезона Лауда проникся к нему глубоким презрением — таким, что Носетто стал в его глазах «не более чем зеленым пятном», как он сам выразился.
Как всегда, политическая обстановка внутри команды была накалена до предела. На Форгьери оказывалось колоссальное давление — от него требовали улучшить устаревающий V12, с каждым днем слабевший на фоне моторов Cosworth, становившихся все производительнее. Более того, Колин Чэпмен шел в авангарде инженеров, создавших совершенно новую технологию под названием граунд-эффект. Несколькими годами ранее инженеры General Motors разработали спорткар «Chaparral Can-Am», в который был установлен комплект вентиляторов, приводимых в движение специальным моторчиком. Они в буквальном смысле присасывали болид к поверхности трассы. Чэпмен быстро осознал, какие плюсы эта технология способна дать по части устойчивости автомобиля, и начал размещать аэродинамические профили в боковых панелях своего «Lotus 78», дабы создать пассивную прижимную силу. Поначалу его новая машина столкнулась с некоторыми проблемами роста, но годом позже она трансформировалась в революционный «Lotus 79», который привел Марио Андретти к чемпионскому титулу и навсегда изменил базовую технологию функционирования гоночных автомобилей. Феррари сперва проигнорировал этот тренд. Он по-прежнему держался старых принципов, убеждая себя, что превосходство в лошадиных силах всегда будет важнее превосходства по части устойчивости на трассе, из-за чего Форгьери и его команде — по-прежнему обходившейся без аэродинамической трубы — не оставалось ничего другого, кроме как шаманить над старым V12 и надеяться на лучшее.
Чего никто из них не ожидал, так это возвращения Лауды, совершенно обновленного Лауды. Он выиграл вторую гонку сезона в Южной Африке (после триумфа Ройтеманна в Бразилии), затем установил рекорд, шесть раз подряд заняв второе место, а после этого одержал еще две убедительные победы и забрал себе свой второй титул чемпиона мира. К Гран-при Нидерландов, когда прошло уже примерно две трети сезона, Лауда убедил скептиков по всей Италии в том, что вновь набрал свою полную силу. Но теперь настал его черед вершить возмездие. Он тайком заключил сделку с Берни Экклстоуном, хитрым и амбициозным тим-менеджером Brabham, который в прошлом торговал автомобилями в лондонском Ист-Энде. В 1978 году Лауда будет выступать в составе его команды, хотя Феррари на тот момент еще не догадывался об этих планах.
Но пройдет не так много времени, прежде чем прекрасно отлаженная разведывательная сеть Феррари передаст в Маранелло новости о том, что между Лаудой и Экклстоуном что-то намечается. Феррари занял оборонительную позицию, он стал громко оскорблять Лауду всякий раз, когда встречал его на тестовых заездах, и угрожал любому, кто задумывал покинуть команду без его благословения. Друг и личный механик Лауды Эрманно Куоги, возглавлявший бригаду из шести человек, настраивавших болиды Лауды с тех пор, как он пришел в команду, также стал задумываться о переходе в Brabham. Большой цирк к тому времени переехал в Уоткинс Глен, где должен был состояться следующий этап чемпионата, и туда Куоги поздно вечером позвонил Феррари. Останется ли он в команде? — такой вопрос был задан Куоги. Механик ответил, что хотел бы посоветоваться со своей женой по возвращении в Италию. Феррари заявил, что не потерпит отлагательств, и тут же уволил Куоги. Прибыв на трассу следующим утром, Лауда обнаружил своего друга в слезах.
В Уоткинс Глен Лауда аккуратно откатал всю дистанцию, финишировав на четвертой строчке, и тем самым гарантировал себе чемпионство. Но радости не было никакой. Носетто, как всегда во всем зеленом, не оказал новому чемпиону почти никаких почестей, а празднования титула по окончании гонки получились натужными и неискренними. Лауда был в ярости от того, как обошлись с Куоги, и после гонки он отбыл в Торонто, где два дня куксился, сидя в номере отеля. Затем он направил Феррари телеграмму, в которой отрывисто сообщал о том, что в связи с проблемами со здоровьем отказывается выходить на старт двух последних гонок сезона — в Моспорте, Онтарио и в Японии.
Австриец совершил немыслимое. Он бросил вызов самому могущественному человеку в автоспорте, в момент триумфа покинув конюшню и ее победоносные красные автомобили. Унижение, которое испытало Маранелло, было невероятным. Феррари пришел в бешенство от дерзости этого хладнокровного профессионала. Он гневно заявлял прессе об откровенном предательстве австрийца и его исключительной невоспитанности, но толку от этого было мало. После долгих десятилетий, на протяжении которых он обращался со своими пилотами, как с разменными пешками, расклад поменялся не в пользу великого старца. Пройдут многие годы, прежде чем он начнет прощать или забывать такие пощечины.
