не вспоминать, как прошлым летом он в этом же самом лесу, близ поляны, со смехом избавлял меня от паутины, и падающие с открытого места солнечные лучи игриво отражались в его карих глазах…

Солнце. Увидит ли его когда-нибудь моя дочь? Что будет, если я правда скоро умру и покину её, на что мне недвусмысленно намекнул Химик?

— Если она выживет, я буду заботиться о ней, как о своей. Дам ей правильное воспитание, — заявил он, придя ко мне на седьмой день после родов — после того, как показал распечатанную статью о трагической гибели Инны Мальковой от взрыва газа в собственной квартире. Его цепкий взгляд на секунду задержался на пустой полулитровой ёмкости возле моей подушки — та была предназначена для заполнения её молоком. Завтра с утра мне вновь предстояло провести несколько мучительных минут в компании молокоотсоса, которым я с трудом научилась пользоваться и от накладки и механической силы которого моя разбухшая грудь болела. Но ещё больнее сжималось внутри от мыслей, что этот безжизненный ненастоящий предмет предоставлен мне вместо дочки, которая томилась сейчас где-то в недрах ужасной лаборатории.

И сейчас, от вызванного словами этого урода представления о том, что он станет растить Элину, навязывая ей своё больное мировоззрение, а то и делать из неё «сверхчеловека» наподобие того, как это пытался провернуть со своими детьми живший в двадцатом веке француз Луи Дидье, меня внушительно передернуло.

— Я даже имя ей оставлю, которое ты выбрала. Знаешь, она будет напоминать мне тебя… У неё твой цвет глаз. И волос — пока что.

У меня перехватило дыхание. В иной ситуации я бы закатила глаза из-за схожести в данный момент Химика с героем мелодрамы, обращающегося к родившей возлюбленной, но это было его первое упоминание о том, как выглядит моя дочка — оно заставило меня восторженно и с нетерпением ждать, что он расскажет о ней ещё.

— Вот только кудрявой будет. На это уже указывает определённая структура волоса.

Ну конечно…

— Можно сделать вывод: на её фенотип повлияли доминантные гены. Но это не важно… Девочка не узнает, кто её биологические родители. Она будет для меня самым лучшим объектом — лучше, чем ты. Результаты её анализов говорят о невероятном — они указывают на то, что все мои схемы сработали, и теперь у меня есть испытуемый с уникальными показателями иммунограммы. Человек, организм которого сможет до бесконечности отражать атаки любых инфекционных агентов. То, к чему должна стремиться вся популяция. В мире будут появляться всё новые и новые вирусы, и только лучшие, наиболее устойчивые особи смогут им противостоять. Естественный отбор, новый виток эволюции… И этот ребёнок сыграет в этом центральную роль. Ей призвано положить всему начало. Я буду испытывать её иммунитет на прочность, а потом получать из её организма антитела. На основе полученных от неё биологических материалов я выведу идеальный человеческий иммуноглобулин — и в своей эффективности он будет мощнее, чем экстракт вилочковой железы тюленя, о да… А ещё — усовершенствую свой иммуномодулятор. Выпущу препарат более эффективный, чем «Иммунодар». Меня ждёт великое будущее и ведущее место в мировой медицине, и твоя дочь — моя первая и главная опора на этом пути. Потом будет много подобных ей, но она навсегда останется для меня самой важной. Основой нового генетического алгоритма. Да ещё с первой группой крови и отрицательным резус-фактором — универсальный донор. Почти такой же, как я сам. Только я особенный, Катя.

В глазах Химика блеснуло величие. Подбородок гордо поднялся ещё выше.

— Моя кровь тоже не имеет антигена Rho. Между прочим, он обладает наибольшей иммуногенностью … Это всего лишь одна из предполагаемых мною причин, почему я в детстве часто болел инфекционными заболеваниями. С твоим ребёнком, естественно, всё будет по-другому… Так вот. Помимо отрицательного резус-фактора, я — обладатель так называемой «пятой» группой крови hh. Бомбейский феномен, невероятная редкость во всем земном шаре… Данный фенотип впервые открыли в середине двадцатого века, в индийском городе Бомбей. При нём на мембране эритроцитов не синтезируются агглютиногены. Конечно, носителю такого редкого типа крови необходимо иметь её собственный банк, потому что в случае необходимости переливания ему подойдёт только «бомбейская» кровь. И у меня есть такие запасы, включая искусственные кровезаменители.

— Как всё сложно. Хорошо, что у меня всего лишь вторая положительная, — фыркнула я.

«Которую особенно любят комары», — шутили мы каждый раз вместе с Тимом, когда во время посиделок на даче и на природе я оказывалась искусанной больше, чем остальные. А выйдя этим летом из леса, где мы собирали грибы, я и вовсе стала объектом преследования жужжащих насекомых, что тянулись за мной через поле до самой машины. У Тима тоже была вторая, это я точно запомнила в разговоре с врачами — получается, шесть лет назад, когда его экстренно привезли на операцию по удалению аппендицита. Весь час и пятнадцать минут, что она шла, я и Марго сидели в коридоре в обнимку и волновались, а потом по очереди к нему заходили, и она ещё так беспокоилась, будучи первой… Вот про резус-фактор Тима я напрочь забыла. Получается, был отрицательным… Почему-то сейчас всё, что я не знала о нем, кажется невероятно важным, даже на первый взгляд незначительные мелочи — будто это способно компенсировать мне упущенное и утраченное.

Слабое утешение…

А может, дело просто в инстинкте, согласно которому самка оценивает представителей противоположного пола, уделяя пристальное внимание тому, с кем собирается заводить потомство?

— Группы крови и фенотипы — на самом деле важные параметры, — сообщил Химик. — От них зависят предрасположенности к определённым болезням, поражениям систем и тканей, степень восприимчивости к химическим веществам, а также подверженность побочным эффектам лекарственных средств, индивидуальная переносимость. В системе резус-фактор пятьдесят девять антигенов, а в системе Kell — двадцать пять, и у всех определённые иммуногенные свойства…

Он глянул на меня свысока. Затем слегка отступил назад, и я увидела в кармане его халата рукоять неврологического молоточка — металлическую и заострённую.

— Говоришь, Элина тебе нужна для твоих сраных… опытов, — выдавила я кое-как — острая, как приступ бронхиальной астмы, ненависть вновь схватила меня за горло. — А меня ты, значит, скоро убьёшь.

— Тссс. Таких ужасных слов я не употреблял, и ты не произноси их всуе, — сказал он ласково, как психотерапевт клиенту на приёме. — Мы с тобой просто продолжим то, что должны были изначально — до того, как известие о твоей беременности нам помешало. Только теперь ты будешь участвовать в моих экспериментах наравне с дочерью. Вы станете