должно идти своим чередом, без лишнего вмешательства. Постоянно беспокоиться и тревожиться в таких случаях, согласись, только хуже – и для больного невыносимо, если он это замечает. С пожилыми людьми часто бывает трудно что-либо предугадать, потому что у многих сердце уже не то, например от ожирения, и тогда они могут и внезапно умереть, и прожить еще пять или десять лет. Порой вступают в дело эмоции, но именно поэтому шанс прожить дольше существенно увеличивается, когда рассудок немного замутнен, чем в те дни, когда мысли ясны. Кое-что еще: уверен, что у мамы, по крайней мере время от времени, проявляется некая подоснова из глубинных мыслей (потому что ее внутренняя жизнь, движения ее души столь сложны и многослойны), которые она не хочет и не смогла бы выразить. Во многих случаях она бывала довольно-таки молчалива, и я, например, сказал бы, что не всегда все о ней знаю. Именно сейчас, когда она в ясном уме, предоставить ей поступать так, как ей хочется, несомненно, будет, во-первых, самым простым выходом для нее, а во-вторых – самым разумным выходом для нас.

Молчаливо сознавая, что для нее нисколько не будет несчастьем, если ей останется жить недолго и она уйдет без особых страданий, считаю, что сейчас важнее всего спокойная обстановка. Равно как и в том случае, если ее ждет еще много лет довольно-таки механической жизни.

Ты понимаешь, что я хотел поехать в Антверпен примерно в те же сроки, в какие предположена их поездка, которая закончится примерно в феврале. Между февралем и их окончательным переездом я либо вернусь в Нюэнен, либо – если меня задержит что-то непредвиденное – буду постоянно готов немедленно явиться, если что-то случится.

Это письмо пора отправлять, но я напишу тебе через несколько дней, чтобы рассказать, о чем мы договоримся с Вил. Я предложу ей сходить с мамой к Ван де Лоо перед отъездом, для мамы это будет само собой разумеющимся. А когда Ван де Лоо ее осмотрит, настанет подходящее время для того, чтобы кто-нибудь из нас, Вил или я, напрямую спросил Ван де Лоо, что он может сказать о том, сколько она еще проживет. Если надо, смотря по тому, как решите вы с Вил, я готов подготовить Ван де Лоо к маминому визиту и сказать ему, о чем мы хотим его спросить, чтобы он основательно обследовал весь ее организм. Кланяюсь.

Всегда твой Винсент

Напиши мне поскорее, что ты думаешь о моем плане поехать в Антверпен, думаю, здесь нет никаких возражений.

Антверпен

28 ноября 1885 – ок. 11 февраля 1886

В поиске новых источников вдохновения и желая продолжить обучение Винсент уезжает в Антверпен. Здесь он арендует небольшую комнату, где упорно трудится над рисунком и живописью и в январе 1886-го представляет несколько своих работ на суд преподавателей Художественной академии, где его принимают на курс этюдов, благодаря которому он имеет возможность писать с живой модели и посещать класс рисования антиков. Знакомство с местной артистической средой, с одной стороны, разочаровывает его, но с другой – наводит его на мысль о создании некоего «художественного братства», подобного тем, что существовали в эпоху Ренессанса. К концу января Винсент заканчивает курс в Академии и к февралю уже вынашивает амбициозный план отправиться к брату в Париж, где хочет учиться в студии Кормона – наименее академичной из существующих.

Не слушая уговоров Тео вернуться в Нюэнен и пробыть там до лета, чтобы дать брату возможность подыскать более просторное жилье, подходящее для двоих, в конце февраля Винсент неожиданно уезжает в Париж.

545 (437). Тео Ван Гогу. Антверпен, суббота, 28 ноября 1885

Суббота, вечер

Дорогой Тео,

хочу описать тебе некоторые впечатления от Антверпена. Сегодня утром я совершил под проливным дождем внушительную прогулку, целое путешествие, с целью получить свои вещи в таможне. Разные склады и ангары у причалов очень красивы.

Уже несколько раз гулял во всевозможных направлениях вдоль здешних доков и причалов. Все это кажется забавным уже в силу контраста, особенно для того, кто приехал из песков, вересковых пустошей и деревенской тишины и привык к неизменно окружавшему его миру и покою. Непостижимая суматоха.

Гонкур любил выражение «вечная японщина». Так вот, здешние доки и есть та самая знаменитая «японщина», причудливая, своеобразная, неслыханная, – по крайней мере, такими их можно увидеть.

Мне бы хотелось когда-нибудь походить здесь с тобой, чтобы узнать, одинаково ли мы все это видим.

Тут можно писать и рисовать буквально все: виды города, фигуры самого разного рода, корабли в окружении воды и неба тонкого серого цвета, но главное – всяческую японщину.

В том смысле, что фигуры постоянно находятся в движении, так что их видишь в самом удивительном антураже, тут все причудливо и интересные контрасты возникают сами собой.

Белая лошадь в уличной грязи, в углу, где лежат горы товаров, прикрытых брезентом, на фоне старых, черных от копоти складов. Все совершенно просто, но создается эффект Black & White.

Из окна сверхэлегантного английского бара открывается вид на страшную грязь на улице и на корабль, с которого монстроподобные портовые рабочие или иностранные матросы сгружают такие изящные товары, как шкуры или рога буйволов; на них или на что-то другое смотрит, стоя у окна, очень белолицая, очень изящная юная англичанка. Интерьер и фигура полностью совпадают по тону, освещение – серебристое небо над этой грязью и рогами буйволов: снова ряд контрастов, весьма разительных. Или вот фламандские матросы с необычайно здоровыми лицами, сильные, широкоплечие, плотного телосложения, антверпенцы до мозга костей; они стоят и пьют пиво, закусывая мидиями, все это сопровождается большим шумом и непрерывным движением. Контраст: беззвучно крадучись вдоль серых стен, прижав руки к телу, приближается маленькая фигурка в черном. В обрамлении черных как смоль волос маленькое овальное лицо, коричневое? оранжево-желтое? – не знаю.

Она на миг приподнимает ресницы и бросает на тебя косой взгляд черных как смоль глаз. Это девушка-китаянка, таинственная, тихая как мышка, маленькая и неприметная, подобно клопу. Какой контраст с группой фламандских едоков мидий!

Другой контраст: идешь по узенькой улочке между высоченными домами. Это склады и пакгаузы. Но в нижнем этаже кабаки для людей со всего света, а в них – соответствующие типажи мужского и женского пола. Лавки, где продается съестное, одежда для моряков, все пестро и полно движения.

Улица длинная, то и дело видишь на ней что-нибудь характерное для Антверпена, а время от времени поднимается суматоха, если возникает ссора более бурная, чем где бы то ни было. Например, иногда идешь, глядя по сторонам, и вдруг слышатся гвалт и крики. Средь бела дня девицы выталкивают из публичного дома матроса, в погоню за ним устремляется разъяренный детина и целый хвост девиц. Матросу явно очень страшно, во всяком случае, я видел, как он перелез через груду мешков и залез в окно одного из складов. Если же шум надоедает, можно пройти мимо причалов, у которых пришвартованы суда из Гарвича и Гавра, город останется позади, а впереди будет виден только плоский, наполовину залитый водой луг, удивительно грустный и мокрый, колышущийся сухой камыш, мокрая земля – и река, а на ней какая-нибудь черная лодка, вода на переднем плане серая, небо туманное и холодное, серое; все тихо, как в пустыне.

Общая картина порта или дока иногда создает ощущение чего-то еще более перемешанного и переплетенного, чем колючая живая изгородь, переплетенного до такой степени, что глазу не на чем отдохнуть, до головокружения, и тогда из-за мельтешения цветов и линий приходится смотреть то сюда, то туда, и даже если долго смотреть в одном направлении, невозможно разобрать что, где и как.

Но если пойти на такое место, где на переднем плане – какой-нибудь неотчетливый участок земли, снова увидишь прекраснейшие, спокойнейшие линии и такие эффекты, которые часто видны, например, у Молса. То встречаешь девушку, пышущую здоровьем и – по крайней мере, с виду – очень искреннюю и наивно-веселую, то попадается физиономия настолько хитрая и фальшивая, что от нее становится страшно, как при виде гиены. Не говоря уже о лицах, изуродованных оспой, имеющих цвет вареных креветок, с бледно-серыми глазками без бровей и жидкими прилизанными волосами цвета свиной щетины или немного желтее: шведские или датские типы. Здесь было бы интересно поработать – но как и где? Ведь