Видя изменения в ней, я тоже оттаиваю по отношению к кролику.

— Я назвала его Лулу, — радуется Ваня, держа на руках уже двухмесячного крольчонка. Он определенно растет с каждым днем, и я не могу поверить, что они нагрузили нас еще одним ртом для кормления, когда нам и так едва хватает еды.

— Это мило, Ви, — я пытаюсь вернуть улыбку.

— Ему нравится, когда я глажу его живот. Смотри, — хихикает она, переворачивая Лулу на спину и поглаживая его по животу.

Не знаю, нравится ли это Лулу, но Ваня от этого счастлива, и этого достаточно. Хотя меня немного раздражает, что шерсть Лулу чистая и блестящая, а одежда Вани не менялась месяцами.

Она счастливо улыбается в своем рваном и грязном платье, что резко контрастирует с нетронутой шерстью Лулу.

— Я не могу поверить, что они позволили нам оставить его, — шепчет она, прижимая Лулу к груди и тихонько воркуя.

— Я не думаю, что нам стоит слишком привязываться, Ви. У меня нет хорошего предчувствия по этому поводу, — говорю я ей в тысячный раз.

— Прошло столько времени, брат... — качает она головой. — Если бы они хотели что-то сделать, они бы уже сделали это. Прошло несколько месяцев, и они позволили нам оставить Лулу, — говорит она, и хотя я вынужден согласиться с ее доводами, я все равно не могу чувствовать себя спокойно.

Дверь в камеру грохочет, и два охранника входят в комнату.

— Ваша очередь, сопляки, — кричат они, заходят внутрь и грубо хватают нас. Ваня случайно роняет Лулу, ее глаза тут же наполняются слезами, и она вскрикивает от боли.

Но мы не успеваем среагировать, как нас выталкивают за пределы камеры и ведут по темному коридору.

— Влад, — шепчет она низким голосом, — мне страшно, — она смотрит на меня, ее глаза расширены от страха.

Мне тоже страшно, но я не могу этого показать. Не сейчас, когда ей нужна моя поддержка.

— Все будет хорошо. Как и на других консультациях, — я стараюсь быть оптимистом, но что-то в этом заставляет меня почувствовать зловещий ужас.

Даже здание выглядит хуже, чем то, в котором мы были раньше, так что я не питаю больших надежд.

Мы поворачиваем направо по узкой лестнице, после чего нас вводят в огромную комнату, заставленную медицинским оборудованием.

Нас с Ваней разделили охранники и подтолкнули к паре высоких кроватей. Мы едва успеваем среагировать, как нас поднимают на кровати, наши руки и ноги пристегивают к металлическим петлям.

Охранники ушли, и вскоре внутрь вошел мужчина. Он одет в белый халат, как и другие врачи. Ростом он как мой отец, но у него нет мускулов. Светло-каштановые волосы и темно-синие глаза, он не выглядит таким грозным, как другие врачи. Он даже слегка улыбается, когда идет к нам, прихватывая по пути пару перчаток.

— Что у нас тут? — восклицает он, его взгляд быстро пробегает по мне, а затем переключается на Ваню, его глаза загораются интересом.

Я сглатываю, не зная, нравится ли мне это.

— И кто эта маленькая принцесса? — Он направляется в сторону Вани, собирает прядь ее волос и подносит к носу, вдыхая.

— Как тебя зовут, дорогая? — спрашивает он со странной улыбкой на лице.

— Ваня, — моргает моя сестра, такая же растерянная, как и я.

— Ваня, такое красивое имя. Для красивой леди, — комментирует он, обходя свой стол, заставленный инструментами, его руки резко двигаются в воздухе, как будто он раздумывает, какую из них выбрать.

В конце концов, он останавливается на небольшом наборе иголок и возвращается к нам, его улыбка становится еще шире.

— Я Майлз, — гордо говорит он, — и вам очень повезло, что вас выбрали. Мои критерии очень строгие, и я должен сказать. У нас уже давно не было полного набора близнецов, прошедших тесты, — он обходит нас и садится рядом с кроватью Вани.

— А ты, дорогая, первая девушка за очень долгое время, — вздыхает он. — Но какая же ты хорошенькая, — продолжает он, проводя рукой в перчатке по ее щеке.

Наверное, можно сказать, что Ваня симпатичная. Она, безусловно, более симпатичная из нас двоих. Хрупкая фигура, черные волосы и черные глаза на фоне бледной кожи, она похожа на фарфоровую куклу. Но мне не нравится, как он говорит это ей. Это кажется... хищным.

— А что, мне будет очень весело сломать тебя, — возбужденно говорит он, и я хмурюсь, не совсем понимая его смысл.

Он направляется сначала в мою сторону, рассматривает меня на мгновение суженными глазами, прежде чем выбрать довольно большую иглу.

— А теперь посмотрим, каково это, — говорит он, вставляя иглу в мою руку без всяких предварительных приготовлений.

Я дергаюсь от боли, мои глаза расширяются, когда я вижу его улыбку.

— По шкале от одного до десяти, насколько это больно? — спрашивает он, его рука давит на иглу и двигает ее.

— Пять, — отвечаю я, делая глубокий вдох и заставляя свои глаза не слезиться от того, что я думаю, что он не оценит такой демонстрации.

— Прекрасно, — отвечает он, вынимает иглу, кровь вытекает из моей кожи, затем выбирает другую и снова вонзает ее в то же место. Кончик иглы больше, поэтому рана сразу же увеличивается.

Я подавляю стон боли.

— Теперь?

— Семь, — говорю я, сразу же проклиная себя за то, что не перешёл на большее число. Потому что если это семь...

Его улыбка не сходит с лица, когда он берет еще большую иглу, повторяя процедуру, пока я не кричу от боли десять.

Когда он заканчивает со мной, моя рука превращается в кровавое месиво. Я даже не могу разглядеть первоначальную рану, так как множество отверстий сосредоточены вокруг одной и той же области, кровь вытекает струйками.

В отличие от предыдущих консультаций, он даже не удосужился дать мне марлю для руки или хотя бы убрать кровь.

Нет, его внимание переключается на Ваню, и его улыбка расширяется, когда он смотрит на ее бледное лицо. Мой желудок завязывается узлом, поскольку я знаю, что он сделает то же самое с ней, но я могу только беспомощно наблюдать, как Ваня переводит взгляд на меня, ее крики приглушаются, когда он делает беспорядок