– Валь, – слышу ее шепот и вздрагиваю от того, что Мила тоже называла меня так, даже с той же интонацией. Воспоминания о бывшей возлюбленной тают, исчезают где-то в прошлом. Теперь для уменьшительного варианта моего имени всегда будет всего одна ассоциация – дрожащая Пенелопа с взглядом полным неверия и нежности. Один только этот взгляд красноречиво говорит, что блефует, ничего она с ребёнком не сделала и вряд ли сможет.

– Дура, – резко высказываюсь, борясь между желанием дать ей по лицу за то, что такое вообще ей в голову пришло, и поцеловать.

– Валь, – повторяет, когда я слегка ослабляю объятия. – Разве он не всего лишь средство, чтобы заставить меня подчиняться? Рычаг давления? Разве ты не хочешь избавиться от него при первой возможности, как и от меня?

Я не знаю, что ей ответить, как сказать, что подобной ерунды уже давно нет в моих мыслях. Пенелопа моя, ребёнок тоже, зачем мне от них избавляться? Разве она не понимает, что нет средства от Брачной Метки? Она останется навсегда, чтобы я там ни говорил, дабы припугнуть ее несколько недель назад. В конце концов, мне нужен наследник, раз уж все так сложилось, это даже к лучшему. Да и та, вторая надпись на Брачной Метке меня заинтриговала: «Первый Канцлер». О таком выходе из нашей ситуации я и мечтать не мог, теперь же точно знаю, как превратить эту надпись в реальность. Там, где иногда кажется, что нет выхода, на самом деле может скрываться отличная возможность.

– Мне нужен этот ребёнок, – отвечаю ей через какое-то время. – Не смей угрожать мне им.

– Я поняла, – слегка отводит взгляд, прячет слёзы, – отпусти.

Отпускаю, медленно и нехотя. Поворачивается ко мне спиной и раздевается, прежде чем укрыться и лечь, отвернувшись от меня. Ее чувства бьют по моим нервам, понимаю, что причинил ей боль, но не собираюсь ей лгать и давать ложную надежду.

По моим ощущениям сейчас ранний вечер, смысла ложиться спать так рано нет, да и теперь незачем. Одно дело заниматься с ней любовью, другое в полной тишине чувствовать то же самое, что и она, и медленно сходить с ума, как вчера. В какой-то момент снова перестал разделять, что чувствую я, а что она, это действительно пугает. Что между нами вообще происходит? На любовь это не похоже. Скорее уж банальная похоть и злость. Злость и похоть – забавная смесь, не так ли? Разве это не может бесить до зубного скрежета и натянутых до предела нервов? Вчера после того, как она уснула, понял, что ее чувства передались и мне, поэтому смог уснуть лишь под утро, прижавшись к ней, чтобы успокоиться хоть немного. Ее эмоции бьют по мне, словно ментальный удар под дых. Заставляют переживать всю эту боль снова и снова, как будто я вернулся на двенадцать лет назад. Я знаю, что сам виноват в том, что мне сейчас так плохо. И если раньше Пенелопа казалась умной женщиной, то сейчас то ли беременность, то ли мнимая влюбленность в меня, лишили ее рассудительности. Чувствую злость, от которой кипит, раздирает изнутри. Это ведь не я, это все она чувствует.

Как же мне это надоело!

Она не кричит, не спорит, и на шею не вешается, как вроде бы положено влюбленной женщине, она будто изначально готова сдаться, даже не попытавшись бороться. Вот Мила несколько недель за мной бегала, в своем стиле, конечно, но на глаза попадалась постоянно, демонстрируя себя в выгодном свете и заставляя ревновать. Пенелопа же так не делает, и это отчего-то меня задевает. Не понимаю, где ее женские уловки? То она до одури женственна и соблазняет меня в душе, а то холодная, как льдинка и отворачивается спиной. Конечно, понимаю, что ситуация не располагающая к чему-то подобному, но это она, чёрт побери, проявила инициативу сегодня утром! Я даже подумал, что она, наконец, перестала злиться из-за Милы, но ошибся. Ее поцелуи, нежность… Она же со мной прощалась... Словно я позволю ей уйти!

Не понимаю ее, то Пенелопа на зомби похожа, не может о себе позаботиться, а то горячая настолько, что я плавлюсь в этом вулкане страсти, совершенно забывая обо всем на свете. Пожалуй, только секс в наших отношениях идеален, хотя нет, и у него есть один, но существенный недостаток – слишком редко случается.

Оглядываюсь на жену, раздраженно застегиваю несколько пуговиц на рубашке. Раззадорила и в кусты, то есть спать. Женщины, какие же они мозговыносящие создания!

Закатываю глаза, думая, что лучше бы соврал, сказал то, что хочет услышать влюбленная женщина. Но я не стану так поступать, это низко. Я уже был на ее месте, мне хватило тех ощущений, что выпали на мою долю, лучше уж горькую правду, чем сладкую ложь. Жаль, что она этого не понимает, женщины слишком часто любят ушами… Хотя я до сих пор не понимаю: во что в таком случае влюбилась она? Чем я её привлёк? Деньгами? Властью? Я бы, возможно, так и остановился на одном из этих вариантов, если бы не её камушки в сумке, и то, что она до сих пор со мной, хотя я уже никто, беглый преступник. Скорее уж она влюбилась от безвыходности, что тоже звучит как-то странно. Но почему же эта женщина влюбилась в меня? Хоть убей, не понимаю, разве что все дело в ведьмовской магии. Странно, почему моё новое умение на нее не подействовало? Не из-за нее ли оно появилось? Из головы все не идут слова старика, что он имел в виду? Он сказал, что Пенелопа отдала мне свою силу, и что сила в сердце. Какая ещё сила, в ней нет магии и чего-то особенного, кроме таланта травить людей и находить проблемы на свою аппетитную задницу.

Вот же глаза мозолит! Поправляю одеяло, так чтобы невозможно стало не то что соблазниться, силуэт разобрать, а то никуда больше смотреть не могу.

Может, это умение – подчинять людей – было у нее раньше, но почему оно передалось мне? Да нет, не было и мгновения, чтобы она управляла мной или кем-то ещё. Так что имел в виду старик? Узнаю об этом завтра, когда он протрезвеет.

Пенелопа слегка копошится, откидывает с плеч одеяло, все так же находясь ко мне спиной. Ее злость сменилась тоской, а боль усилилась в разы. Судорожно выдыхаю и, наконец, отрываю от нее взгляд,