чувство. И наверняка вы тоже огорчены случившимся не меньше, — обернулся он к Мышонку. — Но факты остаются фактами, не так ли? Если допустить, что барон не упал в реку и не утонул, то где…

— Что-то есть! — закричал один из сидевших в лодке, ярдах в сорока от берега. Вместе с напарником они принялись изо всех сил вытягивать сеть из воды. — Что-то очень тяжелое!

— Наверное, сеть зацепилась за затонувшее бревно, — объяснил Чесне Блок. — Боюсь, что тело барона унесло вниз по…

Наконец сеть подняли на поверхность, и из воды показалось перепачканное в грязи человеческое тело.

У Блока от удивления отвисла челюсть.

— Нашли! — кричал человек в лодке, и Чесна почувствовала, как дрогнуло и часто забилось ее сердце. — Боже мой! — вдруг снова послышался тот же голос. — Да ведь он живой! — Когда гребцы попытались втащить тело в лодку, утопленник ухватился за край борта и, перевалившись через него, оказался на дне лодки.

Блок подался еще на три шага вперед, зайдя в воду; вокруг его сапог клубилась поднятая со дна грязь.

— Не может быть! — выдохнул он. — Этого просто… не может быть!

Собравшиеся на берегу зеваки, по всей видимости ожидавшие увидеть мокрый, выловленный из реки труп, начали подходить поближе. Лодка повернула к берегу. Человек, которого минуту назад вытащили из водяной могилы, сидел в лодке, освобождаясь от сетей.

— Невозможно! — снова прошептал Блок.

Чесна заметила, что, когда он, оглянувшись, посмотрел на Сапога, лицо его было белым как полотно. Мышонок с радостным криком бросился к реке, чтобы помочь вытащить лодку на берег; вбежав в воду, он совсем не думал о своих отутюженных брюках.

Когда киль лодки врезался в берег, Майкл Галлатин шагнул за борт. Его ботинки скрипели, свисавшие с плеч лохмотья — все, что осталось от белой рубашки, — были перепачканы грязью. На шее у него по-прежнему был завязан галстук-бабочка.

— Боже милосердный! — воскликнул Мышонок, протягивая руку, чтобы обнять его за плечи. — А мы и не надеялись увидеть вас живого!

Майкл кивнул. Губы у него посинели, он дрожал от холода. Вода в реке была слишком холодной для купания.

Чесна словно застыла. Но потом, опомнившись, бросилась к барону и крепко обняла его. Майкл поморщился, перенеся вес на здоровую ногу, и обнял ее за талию перепачканными грязью руками.

— Ты жив, ты жив! — повторяла Чесна. — Слава богу, ты жив! — По ее щекам катились слезы.

От Чесны пахло свежестью. Если раньше он не потерял сознание лишь потому, что вода в реке оказалась слишком холодной, то теперь им овладевала слабость. Самым большим испытанием оказалась последняя сотня ярдов, которую ему пришлось проплыть под водой, чтобы попасть в сети. За спиной у Чесны кто-то стоял; Майкл взглянул в глаза полковнику Джереку Блоку.

— Вот так так! — проговорил полковник, натянуто улыбаясь. — Да вы как будто с того света вернулись. Сапог, я считаю, только что мы все стали свидетелями настоящего чуда. И позвольте узнать, барон, как же это ангелам удалось откатить ваш камень?

— Отстаньте от него! — вспылила Чесна. — Человек еле на ногах стоит! Вы что, не понимаете?

— Ну конечно, я понимаю, что человек устал, но чего я никак не могу понять, так это почему он вообще еще жив! Барон, насколько мне известно, вы пробыли шесть часов под водой. У вас что, жабры выросли за это время?

— Не совсем, — ответил Майкл. Раненая нога онемела, но кровотечение прекратилось. — У меня было вот это. — Он поднял правую руку. В кулаке был зажат полый стебель речного тростника — трубка около метра длиной. — Боюсь, я был слишком беспечен. Вчера вечером я слишком много выпил и после этого мне вздумалось погулять. Должно быть, я поскользнулся. Но как бы там ни было, я свалился в воду, и меня подхватило течением. — Он поднял руку и вытер грязь со щеки. — Просто потрясающе, как быстро трезвеешь, когда начинаешь понимать, что идешь ко дну. В воде я зацепился за что-то ногой. Наверное, за бревно. Его угол здорово расцарапал мне бедро. Видите?

— Продолжайте, — приказал Блок.

— Я не мог выбраться. Поднять голову над водой не было сил, но, к счастью, там рос тростник. Я выдернул один из стеблей, откусил конец и стал дышать через него.

— Какая удача! — сказал Блок. — Надо думать, барон, этому номеру вы научились в школе диверсантов?

Майкл сделал вид, что он потрясен и обижен.

— Нет, полковник. В школе бойскаутов.

— И вы хотите сказать, что просидели почти шесть часов под водой, дыша через какой-то дурацкий тростник?

— Этот «дурацкий тростник», как вы только что изволили выразиться, я заберу с собой. Дома я, может быть, велю его позолотить и выставить на самом видном месте. Человек не знает своих возможностей до тех пор, пока сама жизнь не решит испытать его на прочность. А вы, кажется, не согласны со мной?

Блок хотел было что-то возразить, но передумал. Он взглянул на собиравшуюся вокруг них толпу.

— Что ж, барон, добро пожаловать в мир живых, — сказал он. Взгляд его по-прежнему был холоден. — Лучше всего вам сейчас принять душ. Вы насквозь пропахли тиной. — Блок зашагал было прочь, и Сапог с готовностью последовал за ним, но затем полковник вдруг обернулся и снова обратился к барону: — Вам, пожалуй, и вправду стоит сохранить этот тростник. Чудеса в наше время случаются редко, и чаще всего не с нами.

— Ну что вы! Об этом не беспокойтесь, — ответил ему Майкл; он все же не мог упустить подвернувшейся возможности. — Теперь уж я не выпущу его из рук, буду держать, как