проверить, выдержит ли лед. Как всегда, ни секунды посидеть спокойно не могла. Остальные, конечно же, потащились за ней, а что им оставалось делать? Беньи и Мая шли последними, передавая друг другу сигарету. Мая взяла Беньи под руку.

– У тебя радостный вид. Меня это радует.

– У тебя тоже, – ответил Беньи.

Закрыв глаза, она глубоко дышала, рассчитывая, что он не даст ей упасть.

– Как думаешь, можем мы наконец заключить мир с этим городом? Просто вернуться сюда и жить как ни в чем не бывало?

– Может быть, – сказал он.

– Я не знаю, где мой дом.

– Твой дом – огромные стадионы перед стотысячной публикой по всему свету. – Он нежно поцеловал ее в голову.

Она держалась за его руку так, словно боялась, что это в последний раз.

– Делай что хочешь, но обещай, что никогда не причинишь себе вреда.

Его сердце билось так редко, а кровь текла по жилам так медленно, и казалось, будто это действительно стало возможно: заключить мир со всем вокруг.

– Если бы я влюблялся в девчонок, то, может, влюбился бы в тебя, – сказал он.

– Если бы я влюблялась в ослов, – возможно, влюбилась бы в тебя! – ответила Мая, и Беньи расхохотался.

– Когда ты вернешься в музыкалку? – отсмеявшись, спросил он.

Мая вздохнула:

– Не знаю. Перед отъездом я там типа со всеми рассорилась.

– Вот и хорошо! – постановил Беньи.

– Хорошо?

– Да. Твои песни лучше, когда ты злая и одинокая.

– Улетный комплимент!

– Ты сама знаешь, что я прав. Спой мне что-нибудь, – попросил он.

– Я не взяла гитару.

– Ты, похоже, не знаешь, что значить «петь», – заметил он, и Мая раздраженно пихнула его в бок.

– Хватит придуриваться! Ты понимаешь, о чем я! Я не могу петь без гитары. Не могу, и все… Для меня это неестественно.

– Да ты вся – неестественное чудо природы.

– Угу. Кто бы говорил. Самый нормальный человек во Вселенной.

Беньи улыбнулся этой своей улыбочкой. Они беспечно брели к озеру. Ана и мальчики соревновались, кто не побоится выйти на лед дальше всех. Ана, конечно же, выиграла. Мая положила голову на плечо Беньи и пообещала:

– Я спою тебе завтра.

После этого она будет петь ему каждый вечер.

* * *

Далеко, в темноте, в стороне от них, на льду стоял мальчик. Он слышал смех Аны и остальных ребят, когда те шаг за шагом пробирались по льду. Когда Зазубами поскользнулся и захохотал, слышно было, как он доволен. Маттео стоял один и смотрел на них, чувствуя, как его захлестывает злость. Он почти упивался ей. Когда ребята поднялись к автодому, Маттео двинулся вперед и шел до тех пор, пока лед под его ногами не стал напоминать пергамент. Он остановился, стараясь перенести на ноги как можно больше веса. Тихо подумал про себя: «Если лед треснет, я умру. Но если нет – умрете вы».

Лед выдержал.

Маттео вернулся домой и залез в подвал к соседям. Сегодня вечером их дом был пуст, свет не горел – вероятно, пожилая пара уехала, поэтому Маттео расхаживал по их жилищу и рассматривал их жизнь. Представлял себе, кем бы он был, имей он рядом таких людей. На комоде в спальне стояли фотографии их единственного внука, светловолосого мальчика, постоянно веселого и хохочущего. На последней фотографии он был в хоккейной форме: зеленый свитер великоват, в глазах восторг. На рамке выгравирована дата. Маттео долго смотрел на нее. Запоминал. Потом спустился в подвал, нажал на кнопки кодового замка, и оружейный шкаф открылся.

96

Факелы

Идея Ричарда Тео была простая, но не примитивная. Мира и Ханна, стоя по разные стороны забора, пожали друг другу руки – юрист и акушерка, представительницы разных городов. Потом Мира поехала домой, а Ханна отправилась по соседям. Она начала с главных сплетников, ни слова не сказав о том, чья это затея, и скоро все выглядело так, словно произошло само собой.

В Хеде зазвонили телефоны. Когда Мира вернулась домой и начала обзванивать соседей, то же самое произошло и там. Слова, с которых все началось, были так просты – просты, но не примитивны.

* * *

Коммуна хочет закрыть оба наших хоккейных клуба. Неважно, любите вы хоккей или нет, вы должны этому воспрепятствовать. Потому что клубы – это лишь первый шаг, дальше политики отберут у вас остальное. Сперва они снесут ледовый дворец в Хеде и заменят его домами, жить в которых будет не по карману никому из тех, кто здесь вырос, потом они застроят весь лес, и мы не заметим, как наши города срастутся. В конце концов не будет ни Бьорнстада, ни Хеда, потому что сперва они создадут новый хоккейный клуб, а потом создадут новый город. Если позволить политикам решать, как нам смотреть хоккей, то скоро они будут решать, как нам жить. Они не уважают ни нас, ни нашу историю, они просто хотят превратить наш край в свой банкомат. Не дайте им этого сделать!

Никто не помнил, кто первый это сказал – Ханна, Мира или кто-то другой. Но это воззвание повторялось из уст в уста, пока не достигло каждого. Ричард Тео сидел у себя в офисе и ждал. Остальные политики закончили свои дела на сегодня и ушли домой, но он знал, что скоро они в панике примчатся обратно. Но поздно, возможность упущена. Хватило бы и десятка людей, но вышли все до единого. Это был тот редкий случай, когда события последней недели, каждое крошечное звено их цепной реакции так или иначе затронули каждого из соседей.

Фрак поднял флаги перед бьорнстадским ледовым дворцом, и караван машин тронулся в путь. Друг за другом ехали товарищи по работе, товарищи по команде, друзья детства и семьи с детьми. За каких-то несколько часов воззвание достигло всех до единого, от стареньких пенсионеров до младенцев в колясках. Явился даже Теему со своими парнями – впервые в жизни они сменили черные куртки на одежду других цветов. Теперь они смешались с толпой и ничем не отличались от нее. Хоккейные болельщики. Граждане. Избиратели. У опушки леса машины остановились, все вышли и выстроились в ряд. Чтобы раздобыть факелы, понадобилось несколько часов, последние народ изготавливал сам из веток и рабицы. А потом лес загорелся.

Главный редактор увидела это с крыши редакции, куда поднялась с отцом. Ричард Тео стоял один у окна своего офиса. Его никогда не спросят, как ему удалось сложить все детали пазла, но, если бы спросили, он бы ответил: «Опыт научил меня,