в цитадели Ренна он приложил свою печать к любопытному нотариальному акту, к которому он не раз прибегал, чтобы успокоить свою совесть перед каким-нибудь грубым нарушением соглашений. В нем герцог перечислил все, чем он был обязан советам и поддержке английских королей на протяжении многих лет, заявив нотариусу и, возможно, потомкам, что если сейчас он нарушит свое слово, данное англичанам, и заключит сделку с французами, то это произойдет только потому, что он был вынужден это сделать[567].

В трехстах милях от Бретани, утром 4 ноября 1380 года, Карл VI Французский был помазан и коронован в великом готическом соборе Реймса, в результате впечатляющей церемонии, освященной традицией, которую он мог лишь смутно понимать. Последующий пир был прерван прибытием трех гонцов из Бретани с известием о том, что англичане идут на Нант. Герцоги и военные офицеры короны обсуждали, что теперь делать среди веселья и шума. В цитадели Нанта находился небольшой гарнизон, подчинявшийся Оливье де Клиссону, но он был недостаточно многочисленным, чтобы в одиночку отбить штурм. Считалось, что в гарнизонах на бретонской границе находилось еще около 400 человек. Двум офицерам герцога Бурбонского, присутствовавшим на банкете, было приказано немедленно отправиться на запад, чтобы доставить этих людей в город до того, как его захватят англичане. И они хорошо справились с порученным заданием. Первые английские войска достигли Нанта утром в воскресенье 4 ноября 1380 года. К тому времени, когда прибыли остальные войска Бекингема, французы ввели в город около 600 профессиональных солдат[568].

16. Осада Нанта, ноябрь 1380 — январь 1381 гг.

Нант был богатым городом, хорошо живущим за счет торговли вином и солью, который сравнительно мало пострадал от войны. Осаждать его было трудной задачей. У города были мощный стены полного обвода и он был относительно компактным, не более тысячи ярдов в окружности, что означало, что его мог оборонять небольшой гарнизон при поддержке горожан. Город и равнину к северу от стен разделяла река Эрдр. Луара, в то время имевшая более мили в ширину, была разделена на рукава с быстрым течением, протекавшими между рядом больших островов. Граф Бекингем был вынужден разделить свою армию вокруг Нанта на три более или менее независимые части. Латимер, Калвли и сэр Уильям Виндзор расположились лагерем на восточной стороне города. Ноллис и Перси находились на западе за рекой Эрдр. Сам граф занял Ла Солзе, обитаемый остров на Луаре прямо напротив речных ворот города. Ни один из этих отрядов английской армии не был в состоянии быстро оказать помощь другому в случае нападения, и даже имея 5.000 человек англичане не смогли блокировать весь город. В самом начале осады граф направил в Англию спешный призыв о подкреплении. Он заявил, что ему срочно требуется еще как минимум 2.000 человек. Пока Совет пытался их предоставить, его действия зависели от обещаний герцога Бретани. Но Иоанна IV нигде не было видно. Граф отправил ему целый поток посланий, ни на одно из которых не было получено ответа. В Париже новый коронованный король вступил в столицу 11 ноября, приветствуемый восторженными толпами и бесчисленными просителями, ожидавшими возобновления обычных государственных дел. Среди просителей были послы герцога Бретани. Сразу после окончания празднеств они заключили бессрочное перемирие с французским королевским Советом. 19 ноября 1380 года Иоанн IV назначил четырех видных дворян, все из которых были связаны с Бретонской Лигой предыдущего года, для проведения переговоров с регентом, в обстановке строжайшей секретности, о постоянном урегулировании[569].

* * *

Положение Иоанна IV укрепил развивающийся финансовый кризис французского правительства. 14 ноября 1380 года Генеральные Штаты Лангедойля впервые с 1369 года собралось во дворце на острове Сите. Четыре королевских герцога бесстрастно председательствовали, пока канцлер, Миль де Дорман, излагал тяжелое финансовое положение правительства. Ход собрания плохо задокументирован, и его решения трудно восстановить по лаконичным формулам заключительных постановлений и недостоверным сплетням хронистов. Но некоторые общие темы прослеживаются во всех национальных и провинциальных ассамблеях, которые собирались в течение первого года нового царствования для решения проблем военного финансирования. Было общепризнанно, что финансовая помощь короне во время войны является обязанностью каждого подданного. Жалобы касались не столько принципа военного налогообложения, сколько того, как Карл V превратил пожалования 1360-х годов в постоянные налоги. Собрания были полны решимости восстановить принцип, согласно которому налогообложение не было прерогативой короны. Это была субсидия подданных, выданная на ограниченный срок и подлежащая пересмотру и удовлетворению их жалоб. Реальный раскол произошел между большинством, которое согласилось с тем, что текущий кризис оправдывает предоставление налогов, и небольшим, но влиятельным меньшинством, которое считало, что в своем нынешнем состоянии Франция вообще не может нести никаких чрезвычайных налогов. Они, как и парламентская оппозиция в Англии, считали, что король должен жить за счет обычных доходов со своих владений. Лидерами этой группы были представители города Парижа, которые традиционно доминировали в дискуссиях Третьего сословия. Их поддерживала мощная фракция дворянства. Однако, прежде чем Генеральные Штаты смогли прийти к заключению, вопрос был вырван из их рук парижской толпой[570].

Несмотря на войны и чуму, в конце XIV века Париж был таким же густонаселенным, как и до первой вспышки Черной смерти. Новые стены Карла V примерно вдвое увеличил площадь города на правом берегу Сены, огородив старинные предместья, участки и виноградники и вызвав продолжительный строительный бум. Кроме кладбищ, садов монастырей и аристократических особняков, а также осушенных болот, которые до сих пор известны как Марэ, к 1380 году было застроено почти все свободное пространство внутри стен. Дома возвышались на два, три, а иногда и на шесть этажей на крошечных участках земли, разделенные темными и грязными переулками. В этом месте жило около 200.000 человек — одно из самых плотных скоплений человечества в Европе. Даже в более спокойные времена Париж всегда был политически активным городом. Его главным делом, как и всегда, было правительство. Его экономика прямо или косвенно поддерживалась служением королю, великим дворянам и церковным князьям, которые его обслуживали, а также судьям, юристам, администраторам и придворным, которые богатели на делах короны. Король, герцоги Анжуйский, Беррийский, Бургундский, Бурбонский и Бретонский, графы Алансонский, Артуа, Арманьяк, Фландрский, Эно и Овернский, дюжина других дворян и около тридцати епископов и аббатов содержали в столице собственные дворцы, некоторые из которых были построены и укомплектованы с размахом. Эти люди были актерами на национальной сцене. Они были видимыми символами власти, мишенями для социального недовольства и политических жалоб. Более сотни колоколен возвещали о великих событиях политического и церковного календаря. Слухи и недовольство усиливались среди тесно набитых жильцами доходных домов. На немногочисленных открытых пространствах внутри стен быстро