Весенняя распутица и ежедневные дожди, как сообщал в Петербург Н.М. Лонгинов, заставляли ожидать, «когда погода исправится и устоится дорога». К середине апреля почва обсохла, воздух прогрелся до 18 градусов, и решено было выехать 22 апреля. Состояние здоровья императрицы вызывало у сопровождающих сомнение в благополучном путешествии, и потому был намечен маршрут пока до Калуги, куда предполагалось прибыть 3 мая. К тому времени там должна была быть и Мария Федоровна, спешившая из Москвы навстречу невестке. Однако ее тающие силы и трудности пути позволили процессии лишь к 8 часам вечера 3 мая подойти к последней остановке, за 90 верст перед Калугой – Белеву. «На лестнице, ведущей во второй этаж (дома купца Н.И. Дорофеева – Ю.М.), останавливалась два раза отдыхать… Сев на кровать, попросила обтереть лицо, шею и затылок, сильно вспотевшие. “Как бы принуждая себя”, выпила чашку чая, съела “ложки четыре саго”. Государыня не спала почти до пяти часов утра, принимала два раза капли, порошки и спросила около сего времени доктора. Когда Тиссо доложила, что пошлют за ним, государыня сказала, что ей лучше, посылать не нужно и отослала камер-медхен спать. Через час Тиссо вошла и, увидев государыню необыкновенно бледной и с открытым ртом, позвала подошедшего к этому времени Рейнгольда, лейб-медика». Так, на своей походной кровати под утро тихо скончалась Елизавета Алексеевна. Мария Федоровна прибыла в Белев на несколько часов позже… (Исмаил-Заде Д.И., 2001).

* * *

Конкретных медицинских сведений о заболеваниях Елизаветы Алексеевны нет. С первых же лет пребывания в России о ней сложилось впечатление, как о болезненной, слабой здоровьем женщине. Об этом писали многие известные мемуаристы и исследователи. Этому способствовали высокий для женщины рост в сочетании с подчеркнутой худощавостью (астенический тип телосложения, как об этом принято говорить медицинским языком). У Елизаветы Алексеевны на щеках часто появлялись темно-красные пятна, то ли от расширения капилляров, хорошо видимых под тонкой кожей, то ли в результате употребления неудачных притираний. Возможно, это была какая-то болезнь, например, розацея, нередкая у светловолосых и светлокожих людей. Частые простудные заболевания свидетельствовали о слабости иммунитета перед угрозой инфекций. Несколько тяжело протекавших беременностей (две из них закончились родами), ранние смерти малюток-дочерей еще более утяжелили здоровье императрицы (Головина В.Н., 1899). После триумфальной поездки по Европе в 1815 году, когда праздновалась блестящая победа коалиции над Наполеоном I, государыня редко покидала Петербург и его ближайшие окрестности. Известно, что одним из поводов выезда августейших супругов в Таганрог была попытка улучшить здоровье императрицы отдыхом у южного моря (с вывозом из зимнего ненастного Петербурга). Увы, все случилось по-другому…

Как нередко бывает, ценнейшие архивные находки обнаруживаются совсем не там, где их разыскиваешь. Работая в РГИА над описью № 2 фонда князей Волконских (№ 844), я внезапно обратил внимание на название дела № 7, исполненного на французском языке: «Протоколы вскрытия тел Александра I и Елизаветы Алексеевны[124]». И если результат исследования тела государя многократно публиковался и обсуждался в научной литературе, то медицинские факты о результатах вскрытия трупа императрицы в доступной литературе мне не встречались. Взглянем на обнаруженный документ глазами судебного эксперта и попытаемся оценить его подлинность.

Текст исполнен на одном листе, исписанном с двух сторон четким, красивым, ясно читаемым почерком – высокоорганизованным, как говорят судебные эксперты: оставлены широкие поля, соответствующие друг другу на титульной и оборотной сторонах, выделены рубрики. Все буквы и цифры четко различимы и не допускают двояких прочтений, так же как и знаки препинания. Чернила черные, несколько выцветшие. Специалисты в области орфографии и синтаксиса французского языка заявили мне, что текст читается легко и не имеет грамматических ошибок, но стиль соответствует началу первой четверти XIX века. Тонкие штрихи, отсутствие клякс оставляют впечатление, что записи выполнены остро заточенным пером; полное отсутствие исправлений в столь ответственном и сложном по содержанию документе свидетельствует о том, что перед нами – не подлинник, а копия, исполненная скорее всего чиновником-копиистом. Остается немногое – оценить подпись под текстом. Почерк ее – совершенно иной, чем основного документа. Буквы читаются с трудом, первые две сливаются, накладываясь одна на другую, как это часто бывает в автографах. Знаки деформированы, по размерам, наклонам штрихов не соответствуют основному тексту, несут элементы «скорописи». И все же подпись читается: Stoffregen!

Фамилия исполнена по-немецки. Неужели перед нами подпись лейб-медика императрицы? Остальное было делом техники – обнаружить заведомо известный автограф К. Штофрегена. Их в архивах РГИА обнаружилось много: в денежных и орденских расписках (о получении и уплате различных сумм). Подписи оказались идентичными автографу под копией протокола вскрытия тела императрицы[125].

Итак, перед нами – подлинный исторический документ. Как попал он в фонд князей Волконских? Наиболее убедительная версия – светлейший князь П.М. Волконский был одним из ближайших августейшей чете людей, всемогущим министром Императорского двора. По каким-то причинам он пожелал иметь в своем личном архиве копии протоколов вскрытия Александра I и его супруги… Второй вопрос: почему подлинник протокола вскрытия тела императрицы отсутствует там, где должен быть, вместе с аналогичными документами государей и государынь из Дома Романовых за XIX век – в фонде 468 РГИА (Кабинет его императорского величества)?

Уместно вспомнить о лейб-медике императрицы. Фамилия его ныне мало известна даже историкам, занимающимся Россией XIX века. Конрад фон Штофреген достоин того, чтобы напомнить о нем читателям. Будущий лейб-медик императорского двора родился 5 октября 1767 года в г. Эйнбеке (Ганновер) в семье врача. В 1782 году он поступил на медицинский факультет и 14 апреля 1788 года получил степень доктора медицины. Через три месяца молодой специалист приступил к обязанностям рижского уездного врача, получив широкий круг пациентов среди немецкой знати, проживавшей в Лифляндской губернии. В 1806 году Конрад Конрадович был представлен императрице Елизавете Алексеевне. В качестве военного врача он принимал участие в войне союзной коалиции с Наполеоном I. В одном из документов РГИА, где упоминается Штофреген, промелькнула его высокая военная должность – дивизионный доктор Инженерного корпуса (Ф. 519. Оп. 7. Д. 548. Л. 4. Список лейб-медиков Двора на 03 апреля 1824 года). В 1808 году Штофреген консультировал во время тяжелой болезни Великую княжну Елизавету Александровну, но руководивший лечением президент Медико-хирургической академии лейб-медик И.П. Франк не прислушался к советам своего молодого коллеги. Девочка скончалась, что, видимо, было одной из причин отставки Франка. С того момента и до смерти императрицы в 1826 году Штофреген являлся ее лейб-медиком, постоянно