Женщина ахнула, увидев, что он стоит у меня за спиной, а его руки лежат на мне.

— Ты не можешь говорить серьезно, Фишер. Мы все знаем, что ты с ней трахался. Весь лагерь чувствует запах от вас двоих. Но она человек…

— И что? — Рен с рычанием бросил все, что нес, на пол. — Она благородная и отважная, не говоря уже о том, что является самым могущественным алхимиком из всех, что когда-либо были известны. Она обезоружила тебя за полсекунды, если помнишь. Кто ты, блядь, такая, чтобы говорить, что они с Фишером не могут быть вместе?

Ого. Вместе? Я почувствовала, как Фишер напрягся у меня за спиной. Сейчас он отпустит какое-нибудь язвительное замечание и скажет, чтобы они не вели себя как придурки. Я посмеюсь над его презрительным комментарием в адрес сказанного Реном, и мы все вернемся к действительно важному делу — Эверлейн.

Но Фишер очень спокойным тоном сказал:

— Моя личная жизнь не подлежит публичному обсуждению.

— Твою мать. Почему здесь так холодно? — Кэррион нес под мышкой меч и комнатное растение, все еще одетый в свой теплый плащ с меховым воротником.

— Я нашел его в кузнице, — сказал Лоррет, выходя через врата. — Он еще спал.

— Эй, не говори так! — Свифт бросил на него обиженный взгляд. — У нас была очень длинная ночь, знаешь ли.

— Ты проспал битву, — сказал Лоррет.

— А я очень крепко сплю!

— Что это за растение? — спросил Рен.

Кэррион пожал плечами.

— Не знаю, мне понравилось, как оно выглядит. Это было единственное зеленое растение на целую милю среди всей этой белизны. Я решил, что оно заслуживает заботы, раз оно справилось с тем, что выросло из снежного сугроба. К тому же в моей палатке было совершенно пусто. Нужно было немного украсить интерьер.

— Ради всего святого. Это просто нелепо. — Дания поднялась со стула. — Я не могу больше ни минуты провести здесь с этими безмозглыми людьми. Только потому, что они… красивые… — Она пошатнулась, ее глаза остекленели. Вздернув подбородок, она потянулась к краю стола, но ее пальцы не нашли ничего, кроме воздуха.

— Лоррет? — тихо сказал Фишер.

— Черт, обязательно я?

— Пожалуйста?

Лоррет с ворчанием пересек столовую в четыре больших шага и поймал Данию в тот самый момент, когда она потеряла сознание. Он не выглядел довольным тем, что держит женщину на руках, и я не могла сказать, что виню его за это.

— Она потеряла много крови, — вздохнул Фишер. — Пойдем. Нужно отнести ее к целителю.

— А как же мы? — спросила я. — Мы не можем просто сидеть здесь. Нужно что-то делать.

Фишер потянулся ко мне. Я подняла руку, ровно настолько, чтобы он мог на секунду коснуться моего указательного пальца.

— Иди в кузницу. Приступай к работе над реликвиями. Сделай их как можно больше, Саэрис. У меня такое чувство, что они нам понадобятся.

Рен ушел с остальными, сказав, что ему нужно проверить территорию и сообщить стражам о нашем появлении. Как только мы остались одни, Кэррион сбросил плащ и решительно указал на дверь, за которую только что вышли воины.

— Ты это слышала? — сказал он.

— Что?

— Эта горячая блондинка сказала, что я симпатичный.

— Живые боги, Кэррион. Только не говори мне, что ты неравнодушен к Дании. Она совершенно ужасная.

— Да. — Он хищно ухмыльнулся. — Мне нравятся девушки с острым язычком и плохим отношением к жизни. От этого мой член становится твердым.

Дождь, слава богам, прекратился.

Оникс забежал в кузницу, уткнувшись носом в землю, а когда увидел меня, взвизгнул и задрожал всем телом от радостного возбуждения. Я потратила полчаса на то, чтобы накормить его лакомствами из тарелки с едой, которую нам принес робкий огненный эльф, а потом он, довольный и сытый, отправился во двор посидеть в темноте, задрав свою маленькую пушистую головку к звездам. Было уже далеко за полночь. Если бы это был обычный день, нам следовало бы подумать о том, чтобы лечь спать, но мы проспали от рассвета до заката, когда Рен ворвался к нам, чтобы сообщить, что у реки стоит орда. И после сражения и уничтожения стольких вампиров, а затем ужасного известия о пленении Эверлейн я не могла спать.

Хорошо, что у меня была целая гора работы, чтобы занять себя.

Крошечный шарик ртути медленно вращался на дне тигля против часовой стрелки. Переговоры с этой ртутью оказались сложнее, чем, когда я ковала Авизиет. Она настаивала, что ей ничего не нужно, что она не заинтересована в том, чтобы быть реликвией. Ей надоело, что я тыкаю и тыкаю в нее, и она не хотела, чтобы ее больше беспокоили.

— Мы теряем время. И я в замешательстве. У тебя есть возможность приказать этой штуке делать то, что тебе нужно. Почему бы тебе просто не заставить ее подчиниться? — спросил Кэррион.

— Я не собираюсь ни к чему ее принуждать. Она разумна, Кэррион. У нее есть свой разум. Она думает. Она говорит, — я бы хотела, чтобы это было не так, — и я не собираюсь заставлять ее делать то, чего она не хочет.

Кэррион знал о сделке, которую Фишер обманом заставил меня заключить. Он знал, что я чувствовала, когда меня лишили свободы воли. Удивительно, что он вообще предложил это. Он достал из деревянного сундука у печи одно из колец фей и подбросил его в воздух. Серебро сверкало, пока оно вращалось в воздухе. Он рассеянно сказал:

— Я так понимаю, ты простила нашего великодушного похитителя за его злодеяния? Похоже, вы с ним очень близки.

— Я не буду обсуждать Фишера с тобой. — Я отложила тигель, чтобы разжечь угли в печи.

— Почему нет? Как ты мне недавно так убедительно напомнила, мы не бывшие. Мы переспали всего один раз. Уверяю тебя, ты не ранишь мои чувства. — Он прислонился к скамейке в ожидании.

— Я не хочу говорить с тобой о нем, потому что ты используешь все, что я скажу,