Бельдис посмотрела в темноту за окном, прислушалась. Да, до утра далеко, все ещё спят, кроме ночных сторожей. Хотя, они тоже могут спать. От этой мысли стало не по себе: что, если прямо сейчас сообщники «сына Хамира» придут сюда расквитаться с семьёй обидевшего их вождя? Тётя Гильвен ведь тоже была непричастна ни к чему! А её убили.

Ощутился неприятный, пробирающий до костей холод, несмотря на жарко горящий камин. В голову полезли отвратительные мысли о том, что дедушка Брегор исчез при очень странных обстоятельствах, его так и не нашли, а погибшим считают, потому что выжить в метель и мороз у него просто не было шансов.

Что, если до него добрались те самые потомки бунтарей, а теперь прячутся в Дор-Ломине, готовясь убить всех детей и внуков ненавистного правителя?

Мысли становились всё мрачнее, сердце билось чаще, дыхание затруднилось, и текст письма кривился уже почти, как у ребёнка, едва научившегося держать перо. Однако, несмотря ни на что, хотелось увидеть пугающего незнакомца ничуть не меньше, чем раньше. Какой он красивый! Какие у него невозможно прекрасные глаза! А эти ресницы! Уи-и-и-и!

Прижав кулаки к груди и издав тоненький писк, Бельдис подпрыгнула на стуле и, зажмурившись, заулыбалась. Какой красивый! Вот бы ещё раз увидеть! Только бы госпожа Гильдис не подумала ничего плохого! А ведь подумает… А, плевать!

***

Взгляд мутноватых глаз гипнотизировал, изучал, проникал в самую душу. Бельдис не могла отделаться от ощущения, что жена Хадора видит в юной аданет нечто плохое из прошлого, например, соперницу за любовь вождя. Или просто презирает всех беорингов, что вполне вероятно.

— Ты же понимаешь, — выслушав сбивчивую речь, повторившую содержание письма, Гильдис оперлась локтями на стол и приложила пальцы к подбородку, — что, если этот человек причастен к вооружённым мятежам, пусть и только готовившимся, нам придётся его казнить?

Бельдис такое не приходило в голову, поэтому, услышав страшные слова, девушка почувствовала, как темнеет в глазах, а всё вокруг начинает вращаться. Схватившись за столешницу, дочь Брегиль открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла произнести ни звука. И Гильдис, продолжая гипнотизировать жуткими блёклыми глазами, начала диктовать правильные мысли:

— Ты можешь показать себя милосердной госпожой, будущей советницей вождя своего народа, готовой помогать и спасать. Ты можешь взять этого человека, который назвался Ласдором, сыном Халмира, себе в услужение, пусть выполняет грязную тяжёлую работу, искупляя вину. Или пусть как-то иначе служит семье вождя, но, Бельдис, ты уверена, что готова держать рядом с собой и своими будущими детьми столь опасного человека? Ты уверена, что твоё милосердие не воспримется мужем и его родителями как измена? Уверена, что не станешь относиться к помилованному преступнику, как к полюбовнику? Я не требую ответа, Бельдис, Я лишь хочу, чтобы ты ответила самой себе.

— Я должна его увидеть, госпожа Гильдис, — тихо произнесла девушка, понимая, насколько глупо выглядит. Сейчас хотелось рыдать, и от стыда за свои эмоции возникало желание умереть прямо здесь.

— Я пришлю за тобой, — уклончиво ответила жена вождя. — Иди домой.

Понимая, что придётся ждать, возможно, не один день, Бельдис едва не заплакала в голос. Госпожа Морготова Змея и к себе позвала лишь через два дня после получения письма, а сколько времени пройдёт до возможности увидеть преступника? Как все эти ночи спать? Как есть? Как жить? Как говорить с Хандиром, если он придёт? О, Эру, дай сил и мудрости!

— Будь умницей, юная аданет, — угрожающе сказала, вместо прощания, Гильдис.

И сердце едва не выскочило из груди от нахлынувшего отчаяния.

***

— Халмир? На военном складе? — гном-торговец, осевший с семьёй в Ладросе задолго до последнего мятежа, задумчиво почесал лысину. — Ну-у, может, и был такой, но вряд ли. Я б запомнил.

Двое дор-ломинских стражей, спешно отправленных в Фиримар разузнать всё о вероятной семье пойманного бродяги, тяжело вздохнули. Кататься среди зимы по чужим краям было совсем не в радость, к тому же в земле беорингов никто ничего не знал. Словно сговорились! Одно радовало: гномы щедро угощали стражей, видимо, рассчитывая на отсутствие неудобных вопросов о товаре и перевозке мирианов в Ногрод и Таргелион.

— Смотритель кладбища сказал, что слышал это имя, — сощурился, доедая жареное мясо, дор-ломинский сыщик. — Торгор. Знаешь такого?

— Ещё б не знать! — гном приободрился и напрягся одновременно. — Торгор — хороший дядька. Не злой, хоть и с мертвецами по соседству обитает. А имя это ему знакомо не потому, что Халмир на складе его несостоявшегося тестя-вождя работал, а потому, что так зовут одного интересного человека.

— Какого? — стражники одновременно подались вперёд.

— Ха, — торговец провёл пухлой рукой по пышным усам, — на самом деле, имя-то нередко встречается, особенно среди друзей эльфов, но примечателен только один Халмир, и если ваш преступник имеет к нему отношение, интересно вдвойне получается. В общем, были мы однажды с ребятами в Дориате. Ну, то есть не однажды, конечно, но обычно мы быстро туда, быстро там, потом быстро обратно. Но тут я Блоина и Бобура прихватил, это ювелиры, знакомые мои, и мы как-то слово за слово, и на всю зиму у Тингола и Мелиан задержались. Выехали, значит, весной, а стражник один, Маблунг его имя, говорит: заехайте, мол, чуть западнее тракта, поверните за болото, и в рощу белую попадёте. Там буки и берёзы, можно дров для бани набрать, никто и слова не скажет. Продадите или себе оставите. Мы и заехали. А там ребята, братья ваши живут. Большое такое поселение у них, и дровами делиться они не слишком хотели. Говорят, мол, иди-ка ты, чужак бочкотелый, откуда пришёл. Мы тут, мол, тока своих чтим, а кто не свой — дорожка ленточкой и вперёд. Ну, мы-то тоже не промах, говорим, так, мол, и так, нас тинголов воин послал. Ребята присмирели, погрустнели даже. И пришёл к нам молодой их вождь, который формально пока не вождь, так как папашка его жив, но дурачок уже совсем, поэтому править не может. И зовут этого молодого вождя Халмир, сын Халдана!

Дор-ломинские стражи переглянулись.

— Дальше больше! — глаза гнома загорелись, пухлые руки начали наглаживать бороду и друг друга. — Халмир рассказал, что давным-давно, когда его папаша ещё был ребёнком,