внучка вождя не заступилась за собрата, позволила чужакам судить его. С другой стороны, марахлинги имели право расквитаться с тем, кто позорил их, попрошайничая и смущая умы. Заснув лишь на миг, Бельдис увидела того, кто, страдая в тюрьме, измучил её, заставляя думать о себе день и ночь, за едой и работой, при встрече с женихом и разговорах с мамой. Теперь нужно было поставить в этой истории точку, и внучка того, кого Ласдор ненавидел, по его лживым словам, позвала Хандира погулять на главной площади.

Весна традиционно впечатляла контрастами: над головой синело яркое небо, а под ногами чавкала липкая глина, чистейшие ручьи талой воды протекали между выглянувшими из-под снега испражнениями и мусором, мелодичное щебетание птиц аккомпанировало отвратительному ору городских сумасшедших.

Хандир был молчалив. Бельдис понимала: жених, возможно, не осознаёт несостоявшейся измены невесты, но точно чувствует её смятение и нездоровый интерес к чему-то или кому-то постороннему. Более того, злые языки любят сплетничать и точно наговорили всякого, пусть даже не самому Хандиру, так его семье. Отвратительная ситуация!

Идти рядом, взявшись за руки, но ничего не говоря друг другу, было неприятно и тяжело, казалось, вот-вот будет сказано нечто резкое, слова соберутся в разрушительную лавину, и свадьба, которая должна состояться на днях, отменится. Однако Бельдис верила: всё будет хорошо, нужна лишь одна маленькая деталька в механизме, один крошечный стежок в кайме праздничного платья.

— Пойдём посмотрим, кого сегодня казнили на рассвете, — стараясь улыбаться не безумно, обернулась аданет на жениха.

Хандир спросил, зачем ей это нужно, с какой целью надо любоваться подобным, только от удивления выразился совсем иначе. Бельдис расхохоталась и потащила его к стоящей в отдалении виселице. На высокой перекладине в этот раз болтались только двое, и на табличку на груди одного из них внучка Брегора даже не взглянула, зато другую перечитала несколько раз, словно пробуя на вкус приговор «Враг Фиримара».

Враг Фиримара. Мёртв. Казнён за подготовку одного мятежа и участие в другом. Вот она — точка в крайне омерзительной истории. Вот оно — настоящее имя Ласдора, сына Хамы.

Бельдис осмотрела каждую морщинку на лице покойника, каждую складку одежды, заметила каждое пятно грязи и каждый след от побоев. Ожогов не видно. Может, под тряпьём? Впрочем, это уже не имело для аданет значения. Враг Фиримара мёртв, и в этом есть и её немалая заслуга.

Примечание к части Песня «Царь» гр. «Гранд КуражЪ»

Новый надёжный тыл

Он вернулся в самый отвратительный день уходящей весны. Шёл неприятный холодный дождь; пробирающий до дрожи ветер продувал даже закрытые окна и двери, от цветущих садов закладывало нос, и слезились глаза. Этот день не мог сделать хуже даже «обоз мертвецов» — цепь телег, привозивших в Дор-Ломин погибших и их вещи, если родня сообщала о надобности такого тяжёлого груза.

«Обоз мертвецов» прибывал отдельно от счастливых живых и радостных, несмотря ни на что, покалечившихся. Такое обособление улыбок от скорби помогало надеяться на лучший исход для всех воинов и их семей, поэтому плачущих оставляли наедине с их горем, с фальшивым участием заверяя, будто готовы помочь в любое время, только обратитесь.

Он вернулся. Снова. Живой и не раненый, пугающе спокойный. Гильдис посмотрела на мужа и поняла, что стала видеть ещё хуже, чем перед его отъездом осенью. Вроде бы и читала не так много, и не вышивала в темноте…

— Отвратительная погода, — процедил Хадор, бросая на стол странный мешок с чем-то, размером с тыкву.

— Это просто весна, — супруга нервно улыбнулась.

— Весна, — вождь Дор-Ломина покачал поседевшей головой. — Для других наступила, не для нас уже. Мы с тобой всё ближе к самому страшному дню зимы.

От слов мужа пробрала холодная дрожь. Помощники по хозяйству принесли готовый обед, Хадор начал есть, но выглядело это так, словно он делает привычные вещи просто потому, что так надо, а не от желания. Гильдис молча наблюдала, то и дело косясь на мешок, всё ещё лежащий на столе среди полных тарелок.

— Дивное место — осадный лагерь! — монотонно жуя, заговорил вдруг вождь. — Это как ещё одно королевство на карте Белерианда, разделённое на две части. Синяя половина и красная. Синяя главнее, но почему-то красная уверена в обратном.

— Наверное, — Гильдис проницательно взглянула на мужа, — у лорда Маэдроса есть причины не во всём соглашаться со своим королём.

— Причина — его глупость! — Хадор всё больше горячился. — Если бы он во всём слушал верховного нолдорана, мы бы уже победили!

Проглотив кусок мяса, практически не жуя, вождь указал на мешок:

— Знаешь, что там?

— Орочья голова? — в шутку предположила супруга.

— Нет, — губы Хадора неестественно растянулись и задрожали. — Не орочья.

***

На Ард-Гален стояла привычная уже ругань: отвечающие за сохранность стройматериалов гномы и помогающие им марахлинги пытались, не прибегая к избиению, заставить десяток беорингов честно, в срок и добросовестно выполнять работу.

Разумеется, ничего не получалось.

Неплохо выучившие орочье наречие разведчики не стеснялись в выражениях, гномы вторили, а ладросские лентяи наглядно демонстрировали, что за скорость и качество трудов их не награждают, а платят лишь за факт нахождения в осадном лагере, да и то маловато.

— Это вопрос жизни или гибели всей Арды! — не выдержал молодой дор-ломинский воин, швырнув в оттаявшую, несмотря на мороз, землю лом. — За такую работу вообще платить не обязаны!

Остановившиеся чуть поодаль могильщики, в отсутствии основного дела занимавшиеся заготовкой отваров и масел для длительной перевозки трупов, переглянулись.

— Вот поэтому мы с марахлингами и не сотрудничаем, — хмыкнул один из них — самый высокий, с полуспрятанным за спутанными волосами и шарфом лицом. — Им бы всё бесплатно.

Его друзья посмеялись, продолжили толкать тачку на полозьях, гружённую чём-то, скрытым за плотной тканью.

— Ребят! Представляете?! — обычную для Ард-Гален ругань