Шрифт:
Закладка:
— Так ты здорова? — спросил он ребёнка.
— Здорова, — ответила она, делая ударение на последней букве, чем насмешила сразу всех присутствующих.
— Ну, молодец! — одобрял заявление дочери Иоанн.
И обратился к супруге.
— Давай, жена, сегодня вместе поужинаем! Ты ждёшь кого-нибудь?
— Нет, — ответила она, довольная предложением супруга. — А у тебя, я вижу, снова гости были?
— Да уж, друг за другом едут. Вчера венецианца проводили, сегодня с новгородцами обедал. Просили они отпустить их пленных, да я не согласился!
— Правильно сделал, — поддержала мужа Софья.
Иоанн кивнул добродушно, уселся на лавку, дочь посадил на колени, достал приготовленный для неё медовый леденец, завёрнутый в тонкий кожаный лоскуток. Феодосия с наслаждением засунула его в рот. Вскоре к ним присоединилась и младшая Елена. Иоанн с удовольствием играл с обеими, наряжал кукол и испытывал при этом неподдельный восторг. Софья наблюдала за своим семейством, и её дневные обиды и подозрения показались ей глупыми и незначительными. Она вновь была счастлива.
Глава XIV
ЯВЛЕНИЕ БОГОМАТЕРИ
Не должно и по воскресении ожидать что-либо
свойственного сему веку, но надобно знать, что
в будущем веке жизнь ангельская и свободная
от всяких нужд
Пафнутий стал заметно слабеть. Он продолжал ходить на все службы, ещё управлял монастырскими делами, вершил суд, наставлял братию и беседовал с паломниками, но с каждым днём делать это становилось всё труднее. Он не мог пожаловаться, что у него что-то болит — мучительница грыжа, терзавшая его десятки лет, и та приутихла. Но подкралось другое. По утрам ему делалось всё труднее вставать с постели, после молитвы лишь с огромным усилием поднимался он с колен. Руки, ноги, всё отяжелело и мешало. Один его неутомимый дух по-прежнему рвался всё объять и всё успеть, но тело не подчинялось ему, тянуло к земле, томило.
Так продолжалось несколько месяцев, пока Пафнутий не почувствовал, что силы его иссякают, что он устал жить, что приближается его срок предстать перед Всевышним. Наверное, усилием воли, огромным напряжением сил он мог бы продержаться ещё неделю, месяц, но желание жить уже оставляло его. И тогда он взмолился перед Спасителем: «Забери меня, Господи!» Но Он промолчал, и Пафнутий не понял, дошёл ли его зов по назначению.
Всю свою сознательную жизнь служил Пафнутий своему Богу. Когда ему исполнилось двенадцать лет, родители отдали его учиться в монастырь Покрова Пресвятой Богородицы в Боровске. Монастырь располагался неподалёку от их отчины, сельца Кудиново. Думали мать с отцом, что овладеет сын грамотой да вернётся домой. Но он остался в обители, а на двадцатом году жизни был пострижен игуменом Маркелом. Братия уже тогда отмечала его подвижничество, трудолюбие, честность, его жизнь являлась образцом для всех. И потому, когда игумен Маркел скончался, братия единодушно избрала сорокалетнего Пафнутия своим главой. Он долго колебался, не желая взваливать на себя бремя власти, а с нею и немало светских, житейских обязательств. Но товарищи настойчиво просили его возглавить обитель. К их просьбам присоединился и её покровитель князь Боровский Симеон Владимирович. Пафнутий не устоял, согласился и десять лет благополучно руководил монастырём. Но, видимо, прогневил чем-то Господа, быть может, излишним усердием к мирским делам. Заболел, да так тяжело, что собрался распроститься с жизнью.
Но в ту пору он был ещё достаточно молод и силён и не хотел умирать. Ему не исполнилось и пятидесяти, посты и молитвы, физический труд не только не иссушили его тело, но и закалили, укрепили, сделали лёгким и послушным. И дал он тогда обет Господу, что если помилует его, если сохранит ему жизнь, то уйдёт он от суеты мирской, посвятит себя лишь служению Ему, лишь молитве и безмолвию до тех пор, пока сам Господь иного не пожелает. А для крепости своего обещания он, больной и почти беспомощный, принял схиму.
И пощадил его Всевышний. Выздоровел Пафнутий и исполнил своё обещание. Ранней весной, взяв с собой лишь небольшой узелок с иконками Божией Матери и Спасителя, книги да сухари с котелком, засунув за пояс топорик, а в сапог нож, пошёл прочь от обители. Не забыл прихватить и мешочек с нужными семенами.
Давно приглядел Пафнутий славное место в трёх верстах от города Боровска в ложбине, в густом лесу при слиянии двух рек Истермы и Протвы. Благодатное место, где обильно водилась рыба, росли съедобные травы, ягоды и орехи, трудились пчёлы. Рассчитывал только на себя, на свои силы.
Первым делом поставил на возвышенности деревянный крест да сотворил себе келью: сделал углубление в земле и возвёл над ним деревянное покрытие, защитив себя таким образом от дождя и холода, от дикого зверя. Обустроил избушку, отделал внутри деревом, утеплил. Одновременно расчистил землю и насадил огород, вскоре поставил и часовенку. И всё — с молитвой, с радостью. Питался в основном травами и ягодами, в скоромные дни ловил рыбу, пек её на костре или варил в небольшом, принесённом с собой котелке.
Но не прожил в одиночестве и месяца. К нему начали приходить новые братья: из покинутого им монастыря, из других обителей, ставили себе кельи рядом с его собственной, подключались к общей работе. Заглядывали и христиане из соседних сел, просили помолиться за грешных и больных, приносили хлеб. Он никого не прогонял, ибо помнил слова Спасителя: «Приходящего ко мне не изгоню вон». Считал, что не имеет права не пускать к себе тех, кто желает найти спасение рядом с ним, по его правилам.
Прошло немного времени — построили вместе деревянную церковь, которая по благословению тогдашнего митрополита Ионы освящена была в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Так сам собой, или, как считал Пафнутий, благодаря покровительству самой Божией Матери, рядом с городом Боровском появилась новая обитель, которую люди прозвали Пафнутьевой.
С его лёгкой руки этот монастырь родился, при нём вырос, окреп, стяжал широкую славу и авторитет, был взят под патронаж великого князя Московского. Сюда шли со всей Руси и даже из Литвы православные люди за праведным словом, за спасением, за советом,
