В июне 1950 года в «Правде» неожиданно появилось насколько статей крупных лингвистов, защищавших учение академика Марра о языке. Статьи были большими, учеными, и я их не читал. Прочитал я статью крупнейшего нашего этнографа С. П. Толстова. Он с пеной у рта защищал Марра и громил его противников. Грустно выглядели наши латинисты, с гордо поднятой головой ходил мичуринец в языкознании Домбровский. Однажды он встретил меня на улице, остановил и стал громко говорить о своем языковом новаторстве. Пояс на брюках у него расстегнулся, и брюки поползли вниз по тощему стану мичуринца – языковеда. Он успел их схватить, но я усмотрел в этом некий символ. И я не ошибся. 20 июля 1950 года в «Правде» вышла статья И. В. Сталина «Относительно марксизма в языкознании». Начиналась она так: «Ко мне обратилась группа товарищей из молодежи с предложением – высказать свое мнение в печати по вопросам языкознания, особенно в части, касающейся марксизма в языкознании. Я не языковед и, конечно, не могу полностью удовлетворить товарищей. Что касается марксизма в языкознании, как и в других общественных науках, то к этому делу я имею прямое отношение, поэтому я согласился дать ответ на ряд вопросов, поставленных товарищами». Далее следуют эти ответы на вопросы, которые по совершенно непонятным причинам возникли у ученой молодежи, такой ученой, что она не могла сама их разрешить, а вынудила карабкаться по нехоженым тропам лингвистики главу государства, корифея науки и вождя всего прогрессивного человечества! Вопрос: «Верно ли, что язык есть надстройка над базисом?» Ответ: «Нет, неверно…» Далее в популярной форме обосновывается общий вывод, почему неверно. Вопрос: «Верно ли, что язык был и всегда остается классовым, что общего и единого для общества неклассового, общенародного языка не существует?» Ответ: «Нет, неверно…» И снова обоснование и т. д. «Каковы характерные признаки языка?» «Правильно ли поступила “Правда”, открыв свободную дискуссию по вопросам языкознания?» Как видно, вопросы более чем сложные для молодого ученого!? Неудивительно, что корифей удивлялся: «Ссылаются, наконец, на Сталина. Приводят цитату из Сталина о том, что “буржуазия” и ее националистические партии были и остаются в этот период главной руководящей силой таких наций». Это все правильно. Буржуазия и ее националистическая партия действительно руководит буржуазной культурой, так же, как пролетариат и его интернационалистическая партия руководят пролетарской культурой. Но при чем тут «классовость» языка? Разве этим товарищам неизвестно, что национальный язык есть форма национальной культуры, что национальный язык может обслуживать и буржуазную и социалистическую культуру. Неужели наши товарищи не знакомы с известной формулой марксистов о том, что нынешняя русская, украинская, белорусская и другие культуры являются социалистическими по содержанию и национальными по форме, т. е. по языку? Согласны ли они с этой формулой?» По совести говоря, я читал статью Сталина и думал, какие же идиоты эти молодые языковеды, и как здорово т. Сталин им ответил! Статью Сталина я прочитал залпом, сидя среди стеллажей БУП № 3 у Нины Васильевны. Колька Соколов в это время вел ученую беседу с какой-то библиотекаршей. В статье Сталин говорил о себе в третьем лице. Потом к Сталину обратились те же молодые языковеды с уточняющими вопросами, и он дал на них письменные ответы, публиковавшиеся до начала августа 1950 года.

Статьи Сталина, как всегда, вызвали истерику восторга в научном мире. Все запланировали их тщательное изучение, каждое слово обсасывалось. В одном месте Сталин говорил об империях Кира и Александра, Цезаря и Карла Великого. Кое-кто решил пересмотреть периодизацию истории Рима, начинать эпоху Империи не с Августа, а с Цезаря. Но соответствующих указаний сверху не последовало и потому Рим оставили в покое. После статей Сталина немедленно высказались в «Правде» те, кто месяц назад защищал Марра. Выступил и С. П. Толстов. Он раскаивался и в своем марризме и в своем немарризме – во всем.

Вместе с тем статьи Сталина были радостно встречены нашими филологами – классиками. Они ринулись против мичуринца Домбровского, но тот заявил, что он именно потому и мичуринец, что всегда выступал против лжетеории Марра. Встречаясь со мной, он подтягивал ремень на брюках. По поводу сталинских статей тепло высказался в каком-то филологическом журнале и крупнейший наш филолог – классик С. И. Соболевский. Ему было около 90 лет и заподозрить его в лицемерии, конечно, невозможно. Спрашивается, что этот крупный ученый нашел в статьях Сталина? Многое. Сталин писал: «Дискуссия выяснила, прежде всего, что в органах языкознания, как в центре, так и в республиках, господствовал режим, не свойственный науке и людям науки. Малейшая критика положения дел в советском языкознании, даже самые робкие попытки критики так называемого «нового учения» в языкознании преследовались и пресекались со стороны руководящих кругов языкознания». Этот режим в науке Сталин называл «аракчеевским» и призывал покончить с ним. В установлении такого режима он обвинял «учеников» Марра. Сталин объявлял войну жонглированию цитатами, а цитатчиков именовал «начетчиками и талмудистами». Все это не могло не радовать умных людей. Опять создавалось впечатление: какие-то карьеристы решили уничтожить языкознание. Вмешался товарищ Сталин, и все встало на место. В таких условиях сталинские суждения о языке, о семантике и прочие «ламентации», как однажды выразился вождь и учитель в письме к Д. Бедному, не имели никакого значения для настоящих ученых. Свободная дискуссия настроила и нас на веселый лад: начинается демократия. Но радость была преждевременной. Слово «маррист» приобрело такое же значение как «вейсманист-морганист» или «безродный космополит», а обвинение в марризме служило поводом к лишению человека работы в лучшем случае. Но дело даже не в этом. Работы Сталина о языкознании стали той палкой, которой можно было огреть каждого. Так случилось и с нами, двинувшимися против Перегудова.

Наша статья в «Вестнике Высшей Школы» задерживалась потому, что ее намеревались поместить в продуманной подборке. Ей предшествовала статья декана Исторического факультета Ленинградского Университета – сухонькой божьей старушки – Ксении Михайловны Колобовой. Статья эта называлась «Против самоуспокоенности и благодушия» и начиналась так: «Гениальные труды И. В. Сталина по вопросам языкознания являются новым творческим вкладом в марксистско-ленинское учение об обществе и законах его развития». Далее перечислялись достоинства вклада и подчеркивалось: «Эти указания товарища Сталина целиком относятся и к нам, историкам». К. М. Колобова признается: «Мы своевременно не вскрывали наших ошибок, и говорили о них после того, как их обнаруживали другие».

Устраняя этот пробел в творческой деятельности Исторического факультета ЛГУ, старушка-декан обвиняла в теоретических ошибках, космополитизме, догматизме, объективизме покойных Сергеева и Машкина, а заодно и здравствовавшего коллегу по ЛГУ профессора С. И. Ковалева. Божья старушка явно