Шрифт:
Закладка:
— Это ты точно зря, — прочитал мои мысли старый даг.
Нуу, да. После винишка с пузырьками в пищеводе было ощущение, как будто я кусок колючей проволоки проглотил.
— Кхыыхх. Ты, эххкхы, чего туда накмшл, укххы?
— Да так, немножко охладителя топливного стержня со вспомогательного реактора Аккламатора, щепотку жженых бронепластин с В1-х и граммулька аккумуляторной кислоты ваших АТ-ТЕ.
— Кхэм, хух. А настаивал на барадиевых шашках?
— Обижаешь, коммандер, исключительно на свежем банта пуду! — ткнул указательным пальцем ноги вверх Варрава.
— Оно и по вкусу банта пуду.
— Воот, я так его и назвал — шот "Война". Знал, что тебе понравится.
Обернувшись через плечо и ещё раз окинув порядком разросшийся зал, отметив, помимо своих, и тех, в том числе, с кем мы гуляем сегодня, я развернулся к дагу.
— А давай ещё.
В баре ВАР "Берёзки" сегодня был аншлаг, ну или аншлюс — смотря с какой стороны посмотреть. Впрочем, именно в этом баре сегодня гулял, казалось, весь планетарный гарнизон. Спустя пару часов яблоку стало негде упасть, танцовщиц не отпускали со сцен, официанты — как разумные, так и дроиды — сбивались с ног, выпивка лилась рекой. Но атмосферы праздника не было. Когда вояки празднуют что-то, связанное с победами — рано или поздно гулянка превращается в поминальную попойку с животрепещущим мордобоем. Впрочем, не 501-му легиону тягаться со 102-м, даже на пару с 204-м. Начинающиеся стычки быстро пресекались более трезвыми нашими, а особо буйных из уже успокоенных охрана оттаскивала в одну из пустующих казарм на территории части. От греха подальше и под Громову ответственность.
И всё бы хорошо, но меня банально забыли в толчее. Спасибо парням, впрочем, им и самим хотелось сменить антураж на более непривычные рожи. Только сейчас понимаю, насколько мы устали друг от друга, хоть и порвём за своих любого без разговоров.
— Коммандер Кэп, нам нужно поговорить, — отвлёк меня от самокопания незнакомый голос, внезапно сквозь музыку раздавшийся над ухом.
Подняв голову и обернувшись, обнаружил преинтересный экземпляр разумного, подвида дурос юстиции обыкновенный. Формочка отглажена по уставному, красные буркала немигающе смотрят на меня в упор, ждёт чего-то. На груди красивые нашивки лейтенанта.
— О чём?
— Не здесь, коммандер, — перекрикивая очередной горластый вопль на ползала от скинувшей лифчик танцовщицы, проговорил дурос.
— Иди в жопу, лейтенант, — отворачиваюсь от назойливого юстициара, ловя взглядом бутылку так заинтересовавшего меня чего-то непонятного. Пробовать или не пробовать? Интересно, из какой жопы мира Варрава эту бутылк…
— Коммандер Кэп, при всём уважении, я провожу дознание событий на Киркоидии, и вы до сих пор проходите по данному делу как свидетель! — Кажется, у мальчугана, ну или кто он там, нервишки шалят.
— Какая нахер Киркоидия!? Ты охерел!? Война вокруг, чего ты там, блядь штабная, ещё расследуешь?
— Это один из сдавшихся миров, и мы вынуждены расследовать заявления от пострадавшей стороны! Жителям сектора Киры там ещё дальше жить! — вспылил дурос… Дурак, ну как есть дурак.
Вы когда нибудь слышали, как диджей резко вырубает музыку? Когда под звук царапаемого винила и в гробовой тишине ваши слова звучат особенно громко? Я вот только позже осознал, в какой момент это произошло, но сейчас я этого просто не заметил.
— Жить, говоришь? Дальше жить, говоришь? А нам? Нам вот как жить дальше, ты не расскажешь, служака? А? Мне вот расскажи, как дальше жить, а? Я вполне себе тоже пострадавшая сторона. У меня там, на твоей ебучей Киркоидии в твоём грёбаном секторе Киры, между прочем, две роты легло! У одного меня, блять, на пятачке квартал на квартал, ты это понимаешь своей башкой юстициарской? Вот, смотри, видишь, вот тут вот, вот это упившееся в сопли тело? — схватив дуроса за шкварняк, я потащил его через толпу к ближайшему от бара столику. Даже если дурос и сопротивлялся, я этого не заметил. — Вот это тело из моей противоабордажной роты. Этого милого сейчас сержанта зовут Джони, понимаешь, урод, у него имя есть. Знаешь, почему он тут лежит? Джони больше некем командовать. С его взвода, почти трёх десятков обычных бойцов специального назначения, осталось всего трое. Трое, блять, ты считать умеешь, гнида? ТРОЕ! Один, два, три, три, понимаешь, — ору в лицо или что там у него, у дуроса. — Три, всего три человека! А знаешь, почему ещё он тут пьёт? Почему все тут пьют? Думаешь, кого-то ебёт погибший недоджедай? Этот хренов глава торгового дома Серено? Я тебе скажу, почему они тут пьют. Почему они все тут пьют. Им страшно. До одури страшно, они боятся, ты понимаешь, боятся, что эта твоя ебучая война, развязанная грёбаными торгашами, закончится! А знаешь, почему они все боятся, а, урод? — отпускаю резко обмякшего от тряски дуроса и поворачиваюсь к столу, — Клон КТ-220 426, встать! СмииРНА! (как-то странно вокруг стало, шум, как будто на плацу).
— Коммндр, ср. Клн КТ-тватвацть нольчтре твацшсть к бою гтов, ср, сжсжжду пр-ИК-казов, ср, — заплетающимся языком выдавил в пространство ставший по стойке смирно клон.
— Вольно, боец, приказываю отдыхать.
— Сппсба, ср…, - сказал и рухнул, где стоял, распластавшись по столу.
— Видишь, засранец, он, — тыкаю пальцем в сторону отключившегося на столе клона, — он к бою готов, понимаешь? Он. Больше. Нихрена. Не умеет. Его не научили, понимаешь!? Его вообще не учили твоему этому самому жить! Совсем! Вот ты знаешь, как тебе самому жить дальше? Зна-аешь, по глазам вижу, что знаешь, вон как меня боишься, а вот он — нет. Никто тут не знает, понимаешь? Наша жизнь — это бой! Всё! Всё настолько просто, мать твою! Мы. Умеем. Убивать! И даже твои генералы ни разу никого из нас не спросили — а что вы хотите, парни? Меня никто ни разу не спросил — а чего я хочу? А я вот не хочу убивать, понимаешь? — оборачиваюсь в зал, разводя руки в стороны. — Я вот, командир одного из самых жестоких отрядов во всей ВАР, не хочу никого убивать. Я ЖИТЬ ХОЧУ! Нормально! Спокойно! Чтобы домик у речки, садик с фруктами, и никаких сволочей вокруг! И чтобы тихо! И нахрен мне эта война не нужна! И не моя вина, что я больше ничего не умею! Хотя нифига. Умею. Просто убивать у меня получается лучше всего. И в гробу на