в боксы. Там Рэдмен обнаружил Форгьери — тот был в состоянии дикого бешенства. Он пришел в ярость, узнав, что Рэдмен остановился на пит-стоп из-за такой ничтожной проблемы. Кого-то из механиков отправили рыться в запчастях и деталях в поисках второго комплекта очков. Наконец, запасная пара очков была найдена, но их линзы оказались сильно затемненными, так как очки предназначались для езды на ярком солнце. Но тот день был пасмурным и холодным, над горами Айфеля образовалась крыша из тяжелых дождевых облаков. Рэдмен надел новую пару очков и двинулся дальше, но вскоре обнаружил, что на темных лесных отрезках трассы, где она шла чередой крутых слепых поворотов, он практически слеп. Однако он, вцепившись в руль, продолжил мчать по трассе, «словно безумец, как человек, одержимый демонами». К концу гонки он пробился к четвертому месту, отвоевав его у соперников. Это было титаническое усилие с его стороны, Рэдмен рисковал своей жизнью каждые несколько метров на всем протяжении гонки. Но несмотря на это Форгьери встретил его на финише лишь угрюмым равнодушием. Было ясно, что остановка Рэдмена на пит-стоп для замены очков показала его человеком, не готовым рисковать собственной жизнью и здоровьем ради общего дела. Такое отношение поумерило энтузиазм Рэдмена в отношении команды, и годом позже он отказался от приглашения Ferrari пилотировать болид их формульной команды. Однако в команду он все же вернулся — в команду спорткаров в 1972-м — и выиграл тысячекилометровые гонки в Спа, Цельтвеге, Дижоне, Монце и на Нюрбургринге. К тому времени произошли два серьезных изменения. Швейцарец Петер Шетти, в прошлом выступавший за команду в соревнованиях на подъемы в горы, стал тим-менеджером и начал управлять конюшней с куда меньшим театральным драматизмом, чем это делал Форгьери. Пилотам также начали платить. Alfa Romeo вновь стала заявляться на гонки спорткаров, и у Феррари не оставалось другого выбора, кроме как начать платить гонщикам, как это делали его старые соперники в Турине. Рэдмен вспоминал, что в 1972 году получил от него 20 тысяч английских фунтов плюс покрытие расходов и небольшой процент призовых денег. Наконец, людям стали выплачивать компенсации за «привилегию» пилотирования хваленых болидов «Scuderia».

К 1973 году Ferrari отказалась от участия в гонках спорткаров — подъемах в горы на скорость, Тасманской серии, Can-Am и так далее, — которыми так долго разбавляла свою активность в соревнованиях Гран-при. Изящные маленькие «312PB» и их более габаритные и мощные купе «512» навсегда заперли в гараже, чтобы потом либо разобрать на части и сломать, либо продать частным коллекционерам. В 1971 году одно из купе «512» за 28 тысяч долларов приобрел американский бизнесмен Роджер Пенске.

Пенске был настоящим бизнесменом от гонок, использовавшим автоспорт в качестве стартовой платформы для своей стремительно разраставшейся империи, в которую входили дилерские центры, фирмы по аренде грузовиков, компании, занимавшиеся распространением покрышек и торговавшие дизельными двигателями. Он приобрел «Ferrari» потому, что полагал, что его инженер-пилот, Марк Донохью, сумеет трансформировать ее в болид-победитель. По характеру Роджер был полной противоположностью мечтательного фанатика. Более того, после того, как он завершил свои переговоры с Гаэтано Флорини, его пригласили на аудиенцию к Феррари. Упомянув о том, что ему скоро на самолет в Милан, Пенске быстро отбыл из города и этим своим поступком поразил всех сотрудников завода, а заодно и привел в бешенство самого великого конструктора. Добиться аудиенции у Феррари было нелегко, а отказ от оной был таким же редким событием, как неявка на прием к папе римскому. То, что в дальнейшем Пенске не получил от завода ровно никакой поддержки, едва ли должно удивлять. Как и многие клиенты компании, Пенске испытал шок, узнав, что предполагаемо новая машина, купленная им у Ferrari, была собрана крайне посредственно и даже отдаленно не напоминала готовый к гонкам болид. (Сообщалось, что богатый коллекционер приобрел «512M» за 25 тысяч долларов, но при покупке обнаружил, что вместо новой машины, которую он заказал, ему продали сильно потрепанный автомобиль, в прошлом использовавшийся заводской командой. Он возвратил машину в Маранелло, потребовав устранить это недоразумение. Компания возвратила ему слегка подлатанный автомобиль, прислав вместе с ним счет еще на $20 тысяч!) Пенске и Донохью разобрали свою «Ferrari» по частям, заменив и переделав огромное количество элементов подвески и шасси. V12 машины был отправлен экспертам из Traco Engineering, что в Калифорнии, которым удалось с помощью механической обработки мотора вывести его за рамки довольно средних заводских допусков и выжать дополнительные 40 лошадиных сил. Эта машина, пожалуй, лучше всех подготовленный спорткар «Ferrari» из тех, что когда-либо заявлялись на соревнования, также была и самой быстрой на старте. Когда Форгьери проинспектировал машину на 24-часовой гонке в Дайтоне — где она показала себя быстрее, чем более легкая и проворная заводская «312PS» — он объявил всем, что это лучшая гоночная машина «Ferrari», которую он когда-либо видел в жизни. Но в гонках она поучаствовала всего четырежды, в трех случаях завоевав поул-позиции в квалификации. Однако к тому времени Porsche доминировал в главных гонках на выносливость практически повсеместно (что отчасти стало причиной ухода Ferrari из этих соревнований), и «512M» Пенске, несмотря на всю свою мощь и громадный потенциал, попросту не могла выдерживать темп ультраскоростных «917-х» из Штутгарта, сокрушавших все рекорды в Ле-Мане, Дайтоне и почти везде, где они оказывались.

Несмотря на вливания капиталов Fiat и сокращение масштабов деятельности в автоспорте с целью сконцентрироваться на Формуле-1, жизнь Энцо Феррари оставалась, по сути, той же, что и прежде. Каждый день он начинал так же, как предыдущий: с поездки к цирюльнику, визита на могилу Дино и утренней сессии в своем моденском офисе, откуда далее уже следовал на завод. Теперь они с Лаурой остались в громадном доме совсем одни. Они жили лишь в нескольких темных, довольно убогих комнатках, где тон задавали тусклые зеленые обои и запыленная, потрепанная мебель, которую никто не ремонтировал и не полировал целыми десятилетиями. Гигантское здание было усыпано пустыми комнатами, источавшими миазмы прошлого: в них громоздились горы трофейной посуды (вероятно, в их числе был и давно утраченный Кубок Вандербильта 1936 года — серебряная чаша работы Cartier, которая была так велика, что Нуволари мог в нее усесться!), книги, фотографии и даже, как сообщал один из посетителей дома, кейсы с часами Rolex. «Там было, как в могиле», — говорил один из близких семьи, регулярно посещавший дом на площади Гарибальди.

Лауре Феррари уже перевалило за семьдесят, и ее поведение начало становиться все более эксцентричным. Она завела привычку красть булочки и батоны хлеба со столов ресторана «Cavallino» и походя прикарманивать чаевые, оставленные официантам заведения. Как-то раз она встретила свою старую знакомую на Виа Эмилиа и потребовала от той отдать