неожиданная боль расцвела под грудью безумным алым цветком, и только остатки самообладания позволили удержаться на ногах. Крепкие руки Мора тут же подхватили меня, бережно стараясь усадить на стул. Замершие, как соляные столбы, министры будто по волшебству отмерли, засуетившись и отправив кого-то за лекарем.

Мир вокруг вдруг стал слишком шумным, слишком громким и оглушающе болезненным, вытеснив из головы все прочие мысли, мучительное, тянущее чувство в животе отдавалось противным писком, звоном в ушах и слабостью в остальном теле.

— Живее, черт возьми!

Мой верный помощник гаркнул так, что я вздрогнула, перепугавшись. Кто-то принялся обмахивать меня платком, окна в зале распахнули, прохладный вечерний ветер самую каплю привел в чувство, позволив сосредоточиться на лицах перед собой. Один из министров, заметив это, подлетел ближе, отпихнув остальных и присев на колено перед стулом.

— Моя королева, моя королева, послушайте, умоляю, услышьте меня, нам нужна ваша помощь.

— Я несколько занята.

— Знаю, знаю, но прошу, дайте своё разрешение назначить наместника, нам нужен тот, кто правильно организует поиски и сможет заменить короля, пока его нет.

— Пока его нет…

Слова отдавали горечью на языке, правда ли Авель вернется?

Министр быстро коснулся губами моей руки.

— Я верю в лучшее, и вы верьте, пожалуйста, дайте своё согласие. Королева не может править одна, и вы не в том положении, чтобы взять на себя управление страной.

— Бо-оги, кроме Авеля в королевской семье лишь мой сын, предлагаете поставить его?

— Н-нет, боюсь он слишком молод, но помимо него, формально, Аластор Кейн стал частью семьи, позволите пригласить его во дворец?

— Кейн…

За пеленой красного тумана и новой вспышкой боли я едва могла вспомнить, где слышала раньше эту фамилию, она казалась смутно знакомой. Морохир возмущенно зашипел на министра, пытаясь прогнать, но мужчина стойко выдержал всё и даже пояснил свой выбор:

— Женившийся на сестре короля.

Образ этого хитроватого предпринимателя мелькнул в моём сознании, но Авреллиан доверял ему. Точно. Он же отдал свою сестру за этого человека.

— Да… Пускай, я даю своё дозволение.

* * *

Брачная ночь.

Изрядно уставший после целого дня в королевском террариуме, я расстегнул первые пуговицы рубашки, скинул сюртук на стул и закатал рукава, разминая затекшую спину. В супружеской спальне всё было готово для первой ночи, я специально попросил парочку доверенных горничных прибрать это место перед тем, как сюда войдет Уна. Сам я редко оставался тут, предпочитая сон близ рабочего пространства, пренебрегая советами семейных врачей и полноценным отдыхом на мягкой перине — обычаи изнеженных аристократов мне претили. Руки требовали работы, а мозг лихорадочно обдумывал детали ближайших планов уже после нескольких часов бесцельных прогулок, болтовни с гостями или представления в театре. Мой труд, моя высшая страсть — он заменял мне все привычные радости жизни, оттесняемый разве что коллекционированием. Последнее значительно отразилось на интерьере комнаты.

Я был горд тем, как удачно разместились на полках редкие вазы, украшения талантливых мастеров и цветы, подаренные нам как молодоженам. Картины на стенах, искусно выписанные чьей-то твердой дланью, поддерживали умиротворенное настроение образами романтичной сельской пасторали и незатейливых домашних натюрмортов. Громоздкий напольный торшер, увенчанный плотным абажуром с рядом бахромы по краю, разливал по спальне приглушенный теплый свет. Сверчки за приоткрытым окном тихо напевали что-то своё, будто вторя едва доносящейся с первого этажа музыке.

Всё в эту ночь казалось идеальным и выверенным, без излишней скурпулезности, просто и обыденно, как бывает в моменты, когда жизнь просто идет своим чередом, и всё стоит на своих местах, хотя… тут я конечно слукавил.

Была одна деталь, отчаянно не вписывающаяся в выстроенную мной реальность, замершая на пороге спальни и отчаянно прячущая дрожащие от страха руки за спиной. Она вошла так тихо, так нарочито незаметно, будто надеялась спрятаться и избежать всеми силами нашей встречи. На ней уже не было пышного платья, фаты и стягивающего корсета, но даже так супруга едва дышала, напряженная и бледная, как фарфоровая кукла. Изысканные чулки, обрамленные кружевом на бедрах, чуть прикрывались шелком короткого снежного халата.

Белье по последней целестинской моде, и навряд ли Уна сама его выбирала, дай боже, это делала одна из горничных, а нее ее мать.

— Проходи, я не кусаюсь.

Я постарался произнести это как можно мягче, проще, но глаза Уны распахнулись в таком неподдельном ужасе, будто ее на ужин пригласил людоед.

И конечно она даже не попыталась сдвинуться с места.

Опустив плечи, я развернулся к сервировочному столику, где меня уже ожидала бутылка сладкого вина и пара хрустальных бокалов. Рубиновый напиток охотно скользнул в прозрачные стенки, воздух наполнился запахом спелого граната и винограда. Потайное отделение в моем фамильном перстне с черным квадратным агатом бесшумно раскрылось, высыпая белый порошок в один из бокалов. Спустя долю секунды никто не смог бы сказать точно, где именно было использовано секретное средство.

— Прошу, не бойся меня, я не желаю тебе зла.

Отодвинувшись, я дал ей увидеть напитки и выжидающе протянул руку.

— Иди ко мне.

Губы Уны дрогнули, но она сдержала всхлип. Глаза наполнились влагой, так что девушка побоялась сомкнуть покрасневшие веки, чтобы слезы не стали явными. Двинувшись в мою сторону, она медленно развязала пояс, открывая мне остальную часть нижнего белья, и будь я хоть трижды закоренелым трудоголиком, Уна выглядела потрясающе настолько, что любой мужчина был бы готов убить за эту красоту.

Ее портило только явное нежелание приблизиться ко мне и травяной флёр успокоительных капель, кои не могли перебить даже дорогие духи.

Не в силах перебороть себя и сделать последние пару шагов, Уна остановилась и едва не отпрыгнула, когда я сам подошел к ней, протянув бокал вина. Трясущиеся пальцы кое-как удержали стекло.

— Выпей, не стесняйся.

Первые прозрачные капли скатились по кукольным щекам, смешавшись с мелкими крупицами туши. Осторожно, словно боясь спугнуть, я прикоснулся ладонью к пояснице супруги, предупредительно поддерживая бокал свободной рукой. Пухлые губы припали к краю, тихий всхлип всё же вырвался из уст, но Уна жадно выпила вино до последней капли в явной надежде забыться хотя бы чуть-чуть. Обняв ее крепче, я проследил, как из ослабевших рук стекло скользнуло вниз, разбиваясь на части.

— Нет, не надо…

Упрямо пытаясь оттолкнуть меня, Уна быстро теряла силы, обмякая в моих объятьях. Веки сомкнулись, голова безвольно склонилась набок, ноги перестали удерживать хозяйку. Убедившись, что порошок подействовал, я аккуратно убрал рассыпавшиеся пряди волос с лица девушки и, приложив некоторое усилие, подхватил ее тело на руки, развернувшись к расправленной кровати.

Рассчитывая, что Уна уже не владеет собой, я