была затеяна дискуссия о теории стадиальности, то создалось такое впечатление, как будто у этой группы есть разногласия между собой, но это была декоративная сторона, это форма, потому что здесь ни о каких принципиальных разногласиях речи не было, все это одно и то же в различных проявлениях, это стремление модернизировать старые ошибки, это не стремление честно сказать о том, что нужно значительно пересмотреть прошлое и не стремление это прошлое пересмотреть, а попытка подправить, приспособить, модернизировать, реформировать, в то время как надо было не реформировать, а все это уничтожить. Поэтому все усилия партийной организации факультета и общественности, и деканата, все эти усилия не дали результатов до сегодняшнего дня, до сегодняшнего дня эта группа не разоружилась. Эту группу нужно до конца разоблачить и разоружить. Мы вечно говорим о том, что эти вреднейшие установки ряда ученых и их крупнейшие ошибки дают свои отрицательные результаты. Мне тоже хочется сказать по этому поводу два слова. Я вполне поддерживаю проф[ессора] Пиксанова, который говорил об этике ученого и о той колоссальной ответственности, которую несем мы, преподаватели, говоря перед студенчеством, и в этой связи хочется сказать о том, что упомянул в докладе Георгий Петрович. Действительно, на факультете стало модным словечко “гуковизм”, это словечко означает, что тот или иной товарищ, студент обладает оригинальностью мыслей, умеет делать необычные выводы, у него какая-то особая точка зрения. Что же получается? Я бы сказал так – те студенты, которые пытаются копировать проф[ессора] Гуковского, причем делают это очень примитивно, которые являются продолжателями и эпигонами проф[ессора] Гуковского – эти студенты делают в маленьком масштабе то же самое, что пыталась делать в большом масштабе эта группа целиком, это тот же маленький “Гамбургский счет”. ‹…› Эти поиски необыкновенного – это тоже стремление противопоставить общепринятому, общепризнанному свою индивидуальную точку зрения, идущую вразрез тому, что думают советские люди. Мне кажется, Григорий Александрович, Ваша вина заключается в том, что Вы – человек, который пользуется таким влиянием на студенчество, ни разу не вытащили такого субъекта, Вы ни разу сами не выступили, не сказали и не крикнули громким голосом на этих людей, которые кладут пятно на Вас, потому что словечко “гуковизм” так и тянется за Вами, и Ваше дело было в первую очередь отсечь этот хвост от себя.

Эти мелкие “Гамбургские счета”, которые пытается предъявить некоторая часть нашего студенчества, говорят о том, что этот вред сказывается совершенно реально и совершенно ощутимо. Мне кажется, что пришла пора перестать проявлять такое прекраснодушие, выслушивая заявление о стремлении перестройки, наблюдать, как эта перестройка не совершается, и продолжает оставаться в прежнем состоянии.

Ясно, что Ученый совет должен выработать мероприятия на своем заседании, которые окончательно разоружили бы эту группу, выработать ряд мероприятий, которые позволили бы разоблачить перед студенчеством всю вредоносность взглядов этой группы. Нам нужны мероприятия, которые оздоровили бы общую атмосферу нашего родного факультета. (Аплодисменты)»[919].

Именно в этот момент наступила очередь выйти за привычную ему кафедру Г. А. Гуковскому. Приведем текст его выступления полностью:

«Я должен сказать, что Евгений Иванович в заключении своей справедливой речи несколько затруднил условия, в частности, моего выступления. Евгений Иванович, очевидно, считает, что словами бесцельно призывать к действиям, тем не менее, не испугавшись Евгения Ивановича, я выступаю со словами, предполагая, что для литератора слова в том числе есть его политические действия.

Мое имя сегодня упоминалось здесь неоднократно. Я должен предупредить товарищей и Ученый совет, что я пришел на эту кафедру не для того, чтобы полемизировать, в частности, не для того, чтобы вести полемику по отдельным конкретным суждениям или оценке тех или иных историков.

В литературных фактах, в оценке и суждениях я могу ошибаться, и мои уважаемые оппоненты могут ошибаться так же, как и я, но не в этом дело. Тема сегодняшнего нашего обсуждения – тема преимущественно политическая, и из этого я хочу исходить.

Вопрос стоит не только сегодня, а довольно давно и всегда стоял за последние годы с особенной остротой, а сегодня с преувеличенной, или вернее подчеркнутой остротой; вопрос стоит так, что каждый из деятелей русской культуры и советской культуры вообще обязан поставить перед собой решающую, важную, жизненную для него проблему – на что, на какую цель направляет он свои научные усилия, на кого он работает, потому что цели сейчас только две. Одна – справедливая и прекрасная, другая – черная и уродливая. Только середины нет! Есть цель построения коммунизма и усиления силы и обороноспособности, в том числе и идеологической обороноспособности нашего общего социалистического и коммунистического дела, и есть цель – разрушения строящегося коммунизма и возвращения человечества вспять. Других путей в мире вообще нет, история в мире не дала, и каждая деятельность вообще, в том числе и деятельность в области культуры, повторяю, должна этим определяться – туда или сюда. Но, когда мы ставим вопрос конкретно, вот, скажем, я – было бы странно и дико предположить, что я не ставил бы вопрос перед собой о том, приносит ли моя работа пользу делу построения коммунизма и защиты его. Такой вопрос я перед собой ставил и ставлю. Но, когда ставишь такой вопрос, недостаточно сказать: «да, я хочу содействовать советской эпохе», а надо поставить вопрос о том, чем и как я буду содействовать.

На первый вопрос – хочу ли я содействовать, я считаю нужным коротко и отчетливо сказать – хочу. На второй вопрос о том, рассматривая свои работы, удовлетворен ли я теми реальными результатами, той реальной пользой, которую эти работы приносят, ибо я человек науки утилитарной и требую от науки пользы, на этот вопрос я отвечу – нет, я не удовлетворен суммой пользы, которую могут принести мои работы; полагаю, что эта сумма, во всяком случае, совершенно недостаточна.

Я думаю, что такое самопризнание свойственно мне не только сегодня, но на протяжении целого ряда лет не избавляет от ошибок, оно движется поисками истины, и вот я начинаю думать, много думал и много думаю о том, почему меня реальный общественный результат моей научной работы не удовлетворяет, не дает мне ощущения того, что я сделал дело, которое полезно всему народу или определенным специалистам. Почему? Потому что или я в отдельных случаях ошибаюсь или не ошибаюсь, и не потому, что я выдвинул или задвинул Катенина. Нет, не потому. К сожалению, я должен сказать, что целый ряд частных вопросов, выдвигаемых против меня, может быть несправедлив, но меня это не волнует, не в этом дело. Хорошо, пусть