Столько лет каждоночной борьбы с кошмарами… любого вымотают. Даже сына всемогущего Магнуса Ванитаса.

Война не может длиться вечно — это знает каждый образованный террин — и однажды один из бастионов падёт: просто силы армий закончатся. И Далеон очень надеется пережить этот момент и выйти победителем. Однако… разве можно победить себя?

Он сдернул мокрую рубаху, небрежно бросил на спинку стула и, как остался нагишом, подошёл к круглому столику у окна, где всегда припасён графин с вожделенной влагой. Снял хрустальную заглушку и плеснул тёмно-фиолетового вина в любимый серебряный кубок.

Хотел приоткрыть сворку окна, чтоб впустить ночной прохлады в затхлые покои, но передумал. Туманная чернота настораживала. Глупый страх, детский, навязанный бурной фантазией. Но под ложечкой неприятно сосало, и какое-то шестое чувство свербело изнутри: «Не лезь».

И Далеон впервые не полез, хотя всегда стремился идти наперекор страху. Чтобы вытравить его. Чтобы избавиться от слабости. Чтобы всё тайное сделать явным. Так Кейран его приучил.

Принц вернулся к кубку, протянул руку и замер. Из-за бокала вылезла змея. Гладкая и блестящая, как Осеннее вино. Она обвилась тугими кольцами вокруг ножки и замерла, уставившись на Далеона горящими багровыми глазами.

Чешуя гадины переливалось во мраке от изумрудного до темно-синего цвета. Пасть раскрылась и с двух смертоносных резцов прямо в вино закапала ядовитая слюна.

Дыхание перехватило, но Далеон не боялся.

Обычный яд не способен убить террина, это каждый ребёнок знает. И принц наблюдал за змеёй скорее с научным интересом: впервые видел такой окрас шкуры. И сейчас мысленно перебирал знакомые образы из учебников.

И… нет. Не мог припомнить такого вида.

Кто же решил подшутить над ним и подкинул змеюку прямо в покои? Наверняка кто-то из свиты, лишь они и слуги имеют доступ сюда. Но последние не решатся глумиться над принцем. Пусть опальным, пусть нелюбимым и несносным. О его жестоких расправах с неприятелями слишком большая слава гуляет по замку.

А вот свита может подшутить. Не со зла, по-дружески. Знают ведь, как он к ним снисходителен. Вот только кто может быть хозяином сувенира?

Точно не Миридия, она всякую гадость, да ещё и живую, кусачую в руки не возьмёт. Орфей слишком хороший мальчик и пакостить исподтишка не станет, он скорее бы поймал змеюку в кустах и сунул прямо под нос, мол, смотри что нашёл!

А вот его сестра-близнец Сесиль могла бы подкинуть тварюшку. Чтоб, когда у принца случился сушняк посреди ночи, он наткнулся спросонья на подарочек и вздрогнул. Или взвизгнул или подпрыгнул или матюгнулся. В общем, нервишки себе потрепал. С Сесиль бы сталось.

Далеон не знает, что творится в её дурной голове. Иногда она мудрец, иногда — чокнутая. Иногда ребёнок, а иногда — коварная ведьма. Она бывает добра, а бывает невероятно жестока, и в такие моменты в своих «шутках» переплюнет и Далеона, и Меридию вместе взятых.

Сесиль непредсказуема, и, если хочешь общаться с ней, не ищи смысла в поступках, просто принимай как должное. Она вот такая. Стихия. Разве можно всерьёз злиться на гром, шторм или ураган? Нет. Вот и Далеон не злился.

Он фыркнул и невозмутимо коснулся кубка, собираясь сбросить надоедливую змеюку и наконец выпить. Ночь длинна, а блаженное беспамятство так просто не наступит.

Но змея не пожелала убираться. Она зашипела, скаля острые клыки и сверкая жуткими кровавыми глазами, и бросилась на Далеона.

Далеон сел в кровати и схватился за горло. Дыхание сбилось, сердце колотилось где-то в глотке. За окном палило солнце и чертило золотые дорожки на полу покоев. Где-то пели птички, зеленелись сады.

Свет слепил, и принц зажмурился, растёр веки.

Кошмар. Ему снова приснился кошмар. Да ещё и такой реальный. Отголоски болезненного укуса ещё отдавались в шее, а в жилах стыла кровь от осознания: «Умираю».

Так чётко и ярко вспыхнула эта мысль, что отрицать её казалось просто бессмысленно. Хоть и логично. Яды терринов не берут. Змеюки (в исконном своём виде, а не коварные представительницы прекрасного пола) способны принести лишь мелкий дискомфорт, никак не угрозу жизни. Так откуда взялась паническая мысль?

К чему бы этот бред? Сначала кони, теперь — змеи. Что дольше? Полуголые девы-каннибалки?

Далеон тяжело вздохнул и отправился приводить себя в достойный принца вид. Приказал слугам наполнить таз и принести лёгкий завтрак. Умылся у зеркала, облился в ванной студёной водицей, от чего тут же взбодрился, и принялся собираться.

Свежая пыльно-голубая туника с разрезами по бокам и золотой оторочкой, относительно свободные штаны, высокие сапоги с острыми загнутыми носами. Широкий пояс из мягкой кожи, такие же — защитные наручи.

Скучное одеяние, ненавистные ранние подъёмы и физические нагрузки. Принц мог игнорировать, что угодно, отлынивать от уроков, нарушать правила этикета, хамить всем, кто бесит, но не пропускать тренировки «Танца мечей».

Это миссия его Двора, дарованная Магнусом: изучать искусство дикарей и показывать его лэрам по праздникам.

Не удивительно, что аристократы воспринимают их, как переодетых в военных шутов. Забавный фарс. Танцульки с зубочистками. Никакого уважения.

Иногда кажется, папаша специально дал Далеону такую «цель», лишь бы лишний раз поглумиться, унизить. Показать, как ненавидит шестого сынулю.

Далеон застёгивал ремешки наручей, когда раздался короткий стук в дверь, а следом, не дожидаясь ответа, с широченной улыбкой вошёл Орфей. Бодрый, сияющий и до неприличия счастливый.

Что б его… кошмары навестили!

— Славных дней, Леон! Как спалось? — будто издеваясь, спросил он и тут же увял под хмурым взглядом принца. Всё понял. — Опять кошмары?

Далеон неопределённо отмахнулся и сел за ажурный столик. Тот самый, злосчастный, из сна. Даже хрустальный графин стоял на прежнем месте и серебристый кубок. Змеи нет и то хлеб.

— Очередной бред, — процедил принц и на зло всем страхам наполнил бокал и отпил вина. Привычный кисловатый вкус приятно растёкся по языку, согрел нёбо и горло, успокоил нервы.

— Расскажешь? — попросил Орфей и присел напротив, на соседний стул с изящными серебристыми ножками и кованой спинкой. Подался вперёд и приготовился внимать с таким преданным и участливым видом, что впору пустить слезу — так это трогательно.

Но принц не пустил. Острая жалость во взгляде друга его раздражала.

Террину не пристало быть жалким, а в особенности принцу. Даже дефектному. И все всё равно на него смотрели либо так, либо с презрением. Уж лучше бы только с презрением.

— Глупости, — буркнул он и принялся за лепёшку с ломтиком сыра, салатные листы,