Я снова сосредоточилась на еде. — Надеешься вызвать у меня сердечный приступ? Тогда ты сможешь стать женой и вдовой в один день, не так ли?

Ее ноги шептали по плитке, когда она подошла к острову и опустилась на табурет рядом со мной. — Я ждала, когда ты вернешься. Нам нужно… — Она понюхала воздух. — Ты пахнешь… — Ее голос затих, как будто она не была уверена.

— Как пизда? Это потому, что я только что ел и трахал одну. — Она отпрянула, как будто эта новость ее расстроила. Я тяжело вздохнул и выключил игру на телефоне. — Ты бы предпочла, чтобы я трахнул и съел твою?

— Конечно, нет! — Она поерзала на стуле. — Боже мой. Я не ожидала, что ты признаешься в этом.

Это доказывало, что она ничего обо мне не знала, потому что я не лгал. Если только это не было связано с правительством, конечно. — Это не настоящий брак и не брак по любви. Это неудобство, которое мы должны терпеть, пока я не найду способ положить этому конец.

— Пока мы не найдем способ положить этому конец. Я так же застряла, как и ты.

Она потянулась за бокалом и наполнила его вином из открытой бутылки на стойке. Я фыркнул.

— Ты уже достаточно взрослая, малышка?

— Да, учитывая, что здесь разрешено употреблять спиртное с восемнадцати лет. — Она сделала большой глоток. — Кстати, в следующем месяце мне исполнится двадцать один.

Madre di dio (Матерь Божья).

Двадцать лет. Так чертовски молода.

Терезе было двадцать три, но она казалась намного старше, женственнее, чем девушка рядом со мной.

— Молодец, — пробормотал я.

— В этой части ты говоришь мне, сколько тебе лет.

— Тридцать два.

— Хм. Я думала, ты старше.

Я покачал головой. Молодые люди. У них не было понятия о возрасте. Это то, что делало их безрассудными и глупыми. — Я думал, ты должна быть умной.

— Если ты имеешь в виду моих сестёр, то они обе очень умные.

Учитывая их выбор мужчин, я сомневался в этом. Я наблюдал это всю свою жизнь с Нино — женщины, которых влекут деньги и власть. Им было все равно, был ли он суровым, наркоманом. Мужчина обращался с женщинами как с дерьмом, никогда не был верен, и они прибегали за добавкой.

Я отложил вилку. — Почему ты здесь, в Палермо? Почему твой отец согласился выдать тебя за меня замуж?

Ее губы сжались, когда она уставилась на свое вино. Когда она не ответила, стало ясно. Она не собиралась мне говорить. Она мне не доверяла.

Честно говоря, я ее не винил. У меня тоже были секреты.

Я вернулся к футбольному матчу и своей еде.

— Ты должен позволить мне уйти, — сказала она. — Мы солжем и скажем Вирге, что я беременна. Потом я вернусь в Торонто и…

— Он захочет доказательств. Как ты собираешься подделать анализ крови?

— Мы находим врача, готового лгать.

Я бросил на нее косой взгляд. — Я думал, ты хочешь стать врачом. Но ты так быстро пренебрегаешь этикой, когда это выгодно твоим целям. Я впечатлен. Настоящая мафиози, Эмма.

— Заткнись. Это ради всеобщего блага, Бускетта.

— Меня так никто не называет. — Я доел остатки еды и отодвинул тарелку. — Называй меня Джакомо. Или Мо, если хочешь.

— Джакомо — красивое имя. Мо звучит как персонаж мультфильма.

Я слишком устал, чтобы понять смысл этого разговора. Мне нужно было поспать, потому что завтра мне нужно было найти выход из этой ситуации. — Вирге лгать нельзя. Он будет настаивать на том, чтобы для теста использовал своего врача.

— Ладно, значит, мы не подделываем анализ крови, — сказала она. — Какие еще варианты у нас есть?

Только одно: убрать Виргу.

Но сначала нам с Зани нужно было обсудить возможные последствия.

— Я работаю над этим, — сказал я Эмме. — Не волнуйся.

— Ну, я волнуюсь. Мы говорим о моей жизни.

— И моей тоже. Ты не единственная, кого это коснулось.

— Ты прав, — спокойно сказала она. — Мне жаль.

Любая другая женщина, которую я знал, кричала бы и ругала меня, приказывала бы мне исправить это. Эмма была собранной и вежливой, хотя ее жизнь перевернулась с ног на голову.

Не говоря уже о том, что я признался в измене, а также оскорбил и отверг ее. В ответ? Она даже не повысила голос.

Я не знаю, был ли я впечатлен или разочарован.

Это не имело значения. Ее кротость была доказательством того, насколько она была неподходила для меня, для этой жизни. Чтобы стоять рядом со мной, женщина должна была быть сильной и уметь постоять за себя. Эмма была слишком милой, слишком неопытной. Мой мир раздавил бы ее и сломал бы ее дух, если бы он у нее был.

Бог знал, что моя мать не выдержала. Мой отец стер ее в порошок, прежде чем она умерла. Он пытался сделать то же самое с моей сестрой. К счастью, мне удалось спасти Вив от большей части его жестокости. Но это было нелегко, и она все еще страдала.

Как и я. Были ночи, когда я просыпался весь в поту, уверенный, что я снова заперт в подвале. Запертый в затхлой темноте без надежды на побег. Ждал, когда мой отец простит мне любой проступок, который я совершил, и выпустит меня.

Сладкому и мягкому не было места в Коза Ностре или в семье Бускетта. Никогда не было.

Я бросил на нее взгляд краем глаза. — Почему твой отец не стал бороться с Виргой по этому поводу?

— Я подозреваю, что у него были на то причины. Но договоренность была только о свадьбе, а не о ребенке».

— Я найду способ — это исправить. Дай мне время.

— Сколько?

Затылок у меня напрягся, и я не смог сдержать раздражения в голосе. — Скоро. Я не могу быть конкретнее, Эмма. Это больше, чем ты и я, capisce? (понятно?)

— Я знаю, не расстраивайся. Я просто… Люди там рассчитывают на меня.

Я вспомнил теорию Зани о парне. — Мужчина?

— Нет!

Это было сказано с таким презрением, что я задумался о ее прошлом. Манчини сохранил ее чистоту для будущего мужа?

— У тебя был секс раньше?

Ее кожа приобрела цвет спелого помидора, и она сосредоточила взгляд на своем бокале с вином.

— Я полагаю, ты считаешь, что имеешь право спрашивать, потому что мы женаты, но эта информация личная.

Mamma mia (О, Господи), девственница. Еще больше причин держаться от нее подальше.

— Тебе не о чем беспокоиться. Я не буду пытаться заняться с тобой сексом.

— Да, ты