Шрифт:
Закладка:
8
Утром на свежую голову проблемы, как правило, видятся уже не столь скверными. Именно это я и говорю своим посетителям, однако сегодня по пробуждении сам согласиться с этим не склонен.
Вчера вечером я вернулся домой в состоянии, близком к панике, и чуть ли не на час затаился в ванной, обдумывая произошедшее возле гаражей. После чего отправился спать с твердым намерением обратиться утром в полицию. Однако в половине седьмого, пока я еще лежу в постели, идея уже не представляется такой замечательной. Мне не раз угрожали клиенты, но ни один из них не тряс меня подобно тому здоровяку в спецовке. Живи я один, история, скорее всего, приняла бы иной оборот, но ведь мне нужно думать и о Лие. Если этот головорез прознает, что я донес на него в полицию, он, несомненно, возжаждет мести. И если заявится к нам на квартиру, когда я буду на работе… О дальнейшем не хочется даже и думать.
Встаю и прокрадываюсь на кухню.
Завариваю чай и решаю: забыть о событиях вчерашнего вечера. Весьма и весьма сомнительно, что наркодилер написал заявление — а раз нет жертвы, то у полиции нет повода заводить дело. Кроме того, как бы крепко ему ни досталось, он ушел на своих ногах, значит, все не так уж серьезно.
— Ржавые шаровые опоры, — бурчу я себе под нос.
Проблемы бывают у всех, важно решать их в порядке приоритета. Лучше сосредоточиться на более насущной. Если фургон не пройдет ежегодный техосмотр, придется тратиться на ремонт, а нехватку денег мы испытываем последние несколько лет постоянно. По крайней мере, это нечто знакомое.
После завтрака я собираюсь на работу и целую на прощание Лию. Иногда она даже не шевелится, а иногда пытается затащить меня обратно в постель. Сегодня она что-то бормочет в полусне. Жена собиралась начать подготовку к завтрашней торговле, так что хотелось бы надеяться, что она не проваляется слишком долго. Пожалуй, позвоню ей через час, просто на всякий случай.
Наконец, отправляюсь в «Здравый ум», напоминая себе, что остался всего один рабочий день, а потом наступят долгожданные выходные. Вопрос в том, оправдают ли они эти ожидания.
Когда я захожу в вестибюль, Дебби как раз завершает разговор по телефону.
— Доброе утро.
— Доброе утро, Дэвид.
Я останавливаюсь.
— Дебби, через несколько дней ко мне может кое-кто прийти. И я предпочел бы, чтобы ты вообще не впускала его в здание.
— О, это почему же?
— Потому что он опасен.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Меня угораздило натолкнуться на него вчера вечером… В общем, не испытываю никакого желания встречаться с ним вновь.
— Не понимаю, — хмурится женщина. — С чего ему тогда сюда вламываться?
— Он сообщил, что ему трудно сдерживать гнев, и обещал заглянуть.
— И с каких это пор мы отказываем людям в помощи? Раз у него проблемы, наверное, к нам-то ему как раз и нужно?
— Поверь мне, его под замок нужно упрятать, разговорами уже не поможешь.
— Что ж, психотерапевт у нас ты, — сдается Дебби. — Как он выглядит?
— Белый, под два метра ростом, здоровенный как танк. А уж его усы и бакенбарды ни с чем не перепутаешь.
— И что же мне ему сказать, если он объявится?
— Скажи, что мы не принимаем новых клиентов. И ни в коем случае не позволяй войти внутрь.
— Все поняла.
Чутье подсказывает мне, что здоровяк навряд ли нанесет нам визит — такие редко обращаются за помощью, — однако если все-таки заявится, входная дверь у нас всегда заперта, и переговоры с посетителями ведутся по домофону. Еще у нас установлены видеокамеры, а в каждом кабинете — тревожная кнопка.
Дебби отказывается от предложения выпить чаю, и я направляюсь к себе.
Пробудив к жизни ленивый компьютер, просматриваю расписание на сегодня. Как будто ничего обременительного — если, конечно же, внезапно не нагрянут нежелательные визитеры. Просматриваю записи по первому клиенту, а оставшиеся до приема пятнадцать минут посвящаю изучению цен на фургоны. Как я и ожидал, с имеющимися у нас четырьмя тысячами затевать покупку бессмысленно. Можно было бы взять кредит, однако при наших доходах этого не потянуть.
Еще я мог бы попросить в долг у родителей, но в их ответе практически не сомневаюсь. Отец не понимает, почему Лия не может найти нормальную работу и вкладывать в семейный бюджет свою долю. Я уже не раз объяснял ему, что из-за своего состояния ей сложно удержаться на какой-либо должности: ну какой работодатель станет терпеть перепады ее настроения. К тому же она склонна к поспешным и неосмотрительным решениям.
Последняя настоящая работа у моей жены была три года назад. Тогда она устроилась уборщицей в офисный центр в Белсайз-Парке, и первые пять дней все шло хорошо. На шестой администратор велел ей пропылесосить кабинет, бывать в котором ей еще не доводилось. Лия не смогла найти свободную розетку и, недолго думая, выдернула какую-то вилку, произвела уборку и воткнула вилку обратно. Штука в том, что это оказалось питание основного сервера компании, и в итоге их сеть вырубилась на все утро.
Этот печальный опыт окончательно подорвал уверенность Лии в себе и поставил крест на перспективах дальнейшего трудоустройства. Единственным выходом для нее оставалась самозанятость, и поскольку когда-то она работала на рынке, еще подростком, ей пришлась по душе идея торговать с собственного лотка.
Мы обсудили разные варианты и поначалу остановились на старомодной одежде, но потом к ней добавился прочий антиквариат, и ассортимент расширился. Через год жена получила в пользование лоток на рынке, но к тому времени ее товар стал напоминать барахолку. Здесь было все: безделушки, книги, бижутерия и даже пазлы. Справедливости ради, справлялась она весьма успешно и ежемесячно зарабатывала около тысячи фунтов. Увы, Лия слишком увлеклась приобретением товара, в ущерб продаже. В конце концов администратор рынка передал ее лоток другому, и вместо трех-четырех раз в неделю она стала торговать три-четыре раза в месяц.
Пока мне не приходит в голову, как вернуть жене изначальный энтузиазм к бизнесу, а до тех пор нечего и надеяться на какую-то финансовую отдачу, в особенности в это время года. Если бы дело касалось лишь денег, я бы, возможно, особо не беспокоился, но вот если Лия лишится и фургона, боюсь, она точно впадет в депрессию. Всем нам необходима цель в жизни — потому-то, кстати, у многих и
